на пафосный слог дешевого романа, но по-другому не скажешь). Запах моря. Моря спокойствия и умиротворения. Бескрайние просторы ее восемнадцатидневного отпуска простирались куда-то за горизонт понимания. Восемнадцать дней без суеты, на море, как она давно мечтала. Или, скорее, давно уже и не мечтала. И Людмила долго стояла на пороге балкона, не выходя на него, закрыв глаза, вдыхая, ощущая, осознавая…
Конечно, все на контрасте. Позади суета сборов, пропитанная запахами нафталина еще советских времен и пластиковой упаковки от новых вещей. Вокзальная вонь отбытия, потом специфический запах вагона. И хотя вагон был купейным, все равно аромат его был далек от приятного. И нервы. Все на нервах. Что сборы, что проводы. И, когда поезд дернулся и в окно ей замахали ее самые близкие и любимые люди, она смогла выдавить из себя только нечто похожее на улыбку и помахать в ответ. И это было действительно все, на что хватило посаженного аккумулятора ее жизненных сил. Ведь все на нервах…
Когда на работе ей предложили поехать, она в первую минуту даже не понимала, ЧТО предложили и что предложили именно ЕЙ. Она сидела и глупо улыбалась, как улыбаются иностранцы, когда им пытаются объяснить что-то на совершенно чуждом и непонятном языке. Просто Людмила уже давно свыклась с мыслью, что отдых на море по путевке, еще и почти полностью оплаченной, – это что-то из прошлой или чужой жизни. После распада Союза она, тогда еще молодой специалист, поняла, что ей будет не до моря еще долго. НИИ, в котором она работала, разделил участь большинства исследовательский институтов в постсоветское время, сдавая основную часть своих площадей под офисы и зачем-то влача свою научную деятельность силами огрызка оставшихся работников. Платили, конечно, мизер, но идти было некуда. Многие из их коллектива, те, что из более предприимчивых и практичных, ушли почти сразу после того, как стало ясно: «институту хана!». Кто куда. В основном чем-то торговать. Ей же было как-то «не по себе» идти торговать, ниже уровня собственного достоинства, что ли. Да и делать это, то есть торговать, нужно тоже уметь. В смысле, чтобы зарабатывать деньги, а не только тромбофлебит и ревматизм. Вот Людмила и осталась на нищенскую нечасто выплачиваемую зарплату в родном НИИ без перспектив и надежд. Тут нужно еще отметить, что многие институты тогда закрывались вообще, выгоняя сотрудников на улицу, а их НИИ, к чести его, если так можно сказать, посмотрев на состояние дел, как-то худо-бедно удержался на каких-то эпизодических не то военных, не то зарубежных заказах.
Со своим мужем Людмила познакомилась еще будучи студенткой в восьмидесятые. И с самого начала она понимала, еще с момента знакомства, что с Тишей (мужа Людмилы зовут Тимофеем, а она его называет Тишей) ей повезло. Но убедиться в этом в полной мере ей довелось в трудные и растерянные девяностые. Тогда два молодых специалиста с трехлетней дочкой на руках оказались перед пропастью безденежья и отчаяния. И вот в то время Тиша стал метаться от одной работы к другой, пытаясь хоть как-то прокормить семью. Не гнушался никакой работы, брался за все, что могло принести хоть какой-то доход. Получалось, честно говоря, так себе, но концы с концами свести удавалось. А главное, что все это проклятое время прошло без ругани и взаимных обвинений на почве безденежья. Людмила видела, как бьется, пусть впустую, ее муж, чтобы принести хоть какие-то деньги в дом, и понимала, что не ошиблась в свое время с выбором: Тиша «ее» человек. И они выкарабкались. В конце девяностых Тише предложили нормальную работу, и с тех пор финансовые дела в семье начали налаживаться. Конечно, платили ему не очень много, но после того, что они пережили, казалось, что наступил достаток. Лет несколько спустя каким-то необъяснимым образом вернулись признаки жизни в хладное тело НИИ, в котором работала Людмила. Полноценной жизнью это назвать было, конечно, нельзя даже с натяжкой, но подвижки какие-то стали проявляться. А еще пару лет спустя они получили госзаказ от оборонки, который бы в советские времена их НИИ никогда бы не получил. Но в связи с тем, что количество оставшихся хоть в каком-то виде научно– исследовательских институтов (не считая, разумеется, расплодившихся «институтов мировой экономики» и «международного права и политологии») было неприлично мало, разочарованный взгляд министерства пал на их НИИ. И вот тогда сразу же набрали кучу каких-то управленцев, никому не нужных аналитиков, офис-менеджеров, специалистов по подбору персонала и заместителей директора по связям с общественностью. Основные дивиденды от внезапно свалившегося куша естественно распределялись между новонабранными и столь «необходимыми» с производственной точки зрения сотрудниками. Но малая толика перепадала и сотрудникам прежним, собственно призванным отработать этот божий дар из государственной казны. Обижаться и завидовать Людмила разучилась еще в девяностые, поэтому приняла происходящее как есть. «К тому же теперь хоть при работе…», – думала она.
Конечно, ежегодный отпуск ей полагался, как и всем. Но про полноценный отдых и думать не приходилось. Тиша пахал, как проклятый, и отдыхать ему было особенно некогда. Да и денег подкопить к школе для Насти тоже не мешало. А отдых – это только трата денег, причем по их семейному бюджету – слишком больших. В это время на работе уже раздавались льготные путевки в неизвестно откуда взявшийся
