когда грачи прямо на гнездо летят – предстоит дружная весна, а если в стаи собираются да беспрестанно галдят – тепло ещё подождёт; коли грач прилетел, через месяц снег сойдёт; увидал грача – весну встречай; если грачи сели на гнёзда, то через три недели можно выходить на сев. У хлебосольного русского человека к этой птице отношение тёплое, почти родственное. И грач отвечает рядом живущему хозяину особой привязанностью – чистосердечной и неразрывной. Даром ли ежегодно возвращаются милые птицы на одни и те же тополя. В день Герасима Грачевника пекли из кислого ржаного теста «грачиков». Количество этих весенних обрядовых печенюшек соответствовало количеству членов семьи. В каждую птичку запекали по небольшому предмету и потом по нему гадали. Найдённая копейка предвещала деньги, таракан – сплетни, пуговица – отправку в армию, луковица – горе.
На Грачевника заговорами выживали кикимору. Клали под шесток клок медвежьей шерсти и читали заговор. Примерно такой: «Ох, ты гой еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее, не то задерут тебя калёными прутьями, сожгут огнем-полымём и чёрной смолой зальют». Это слова из текста, не то что писаного рукой, но и растиражированого в типографии. То есть, силы в нём, в том заговоре, нет и ногтевого срезка. Известное дело – силён лишь тот заговор, что потаён. А ведь беда, коль заведётся в квартире кикимора. Не то, чтобы хлопотно, хотя, конечно, и не без того, а неуютно как-то и в некоторой степени даже неприлично. Да и на самом-то деле, по собственным половицам ходишь незваным гостем. О расходах ли тут думать, когда одна мысль свербит денно и нощно, – как извести тошную напасть.
Легче всего сладить с этой нечистью в день Герасима Грачевника. В это время прилетают на Святую Русь грачи издалека. Гонит птиц из сытных тёплых мест в холодный заснеженный край смутное беспокойство – неодолимая тяга к отчему порогу. Прилетают птицы на родное гнездовье и успокаиваются. Оправляют перо, отряхивают утруженные дальней дорогой крылья.
Стекает с тугого пера, покидает грачей томление, что гнало их в нелёгкий путь. Влажным паром талой снежницы растворяется та томная сила в прозрачном воздухе. Будоражит запах неведомой и необъяснимой силы. Проникает в кровь и тревожит душу непонятным волнением и тоской, гонит прочь с насиженного места. Волнуемый вешним духом, от легкого толчка срывается и человек, оставив и нажитый скарб, и груз прожитых лет. Налегке уходит прочь в поисках неизведанного ли, глубинных ли корней рода своего.
Будоражит наносное томление и кикимору. Мечется она по жилью, будто хочет чего-то, а кого – не ведает. Тут, главное, не упустить момента, вовремя пригласить бывалого, знающего человека. Бывалый человек приходит, как правило, ещё с вечера и долго сидит и пьёт чай с вареньем и сушками. Нет сушек, значит с пряниками либо сухарями. Или белый хлеб намажет сливочным маслом. Умело пьёт, со вкусом и знанием дела. Потому и бывалый, потому и знающий. Пьёт чай, прихлёбывает, а сам из-под бровей глазами так и стреляет. В один угол, в другой, под стол, на дверь
