style="font-size:15px;"> – Мерзавка никуда не денется. Стоит мне нажать на кнопку звонка, и ее, немедленно, препроводят в подвалы… – товарищ Алехнович, невозмутимо, выслушала приказание Эйтингона оставить его одного:
– У меня важная встреча… – Наум Исаакович заставлял себя улыбаться, – я позову вас, если вы понадобитесь… – светлые глаза девушки были спокойны. Она ушла, постукивая каблуками. Эйтингон, внимательно осмотрел стройную спину:
– Оружия ей взять негде, сумочка ее осталась здесь. Она ничего не подозревает… – с КПП доложили, что визитер, представившийся Петром Семеновичем Вороновым, тоже не имеет при себе пистолета, или других опасных предметов. Документов Петр Семенович не предъявил, но Эйтингон и так видел, кто перед ним:
– Нельзя вызывать у него тревогу, – велел себе Наум Исаакович, – я сделаю вид, что верю в его легенду… – на него пахнуло пряным ароматом сандала. Эйтингон раскрыл объятья:
– Петр, наконец-то! Мы тебя потеряли, думали, что ты погиб… – Эйтингон не сомневался, что власовский мерзавец начнет ломать перед ним комедию:
– Он объяснит, что переметнулся на сторону немцев по собственной инициативе, якобы стремясь работать за линией фронта. Надо его опередить, и тоже разыграть спектакль… – как и до войны, Петр благоухал Floris 89. Наум Исаакович и сам пользовался этой туалетной водой:
– Кажется, я в Мадриде подарил Петру флакон, после успешной операции. Мы обезопасили Янсона, убрав, руками фалангистов, этого поэта… – фамилию поэта Эйтингон запамятовал:
– Потом на Петра вышли англичане, подложили ему проклятую тварь, Антонину Ивановну. Троцкистское отродье, она и после смерти гадит нашей стране… – с легкой руки трагически погибшего в борьбе с нацизмом мистера Френча, СССР в западной прессе стали называть империей зла:
– Он может знать, где сейчас дочь Кукушки… – подумал Эйтингон, – он приехал сюда за сыном и намерен торговаться. Петр трус, но превозмог свой страх. Он хороший отец, всегда таким был… – Эйтингон не хотел спугнуть предателя:
– Степан, может быть, гниет где-то, а нам нужен новый Степан. Или летчик, с компанией бандитов, во главе с Волком, оказался за пределами родины, связался с Петром… – бывший выученик мог появиться в СССР не только ради сына, но и ради Констанцы.
– Кофе, кофе… – радушно предложил Наум Исаакович, – у меня отличная, итальянская машинка. Ты шел пешком… – он бросил взгляд на грязные ботинки Воронова, – погода весенняя, но на дворе еще сыро. Ты должен помнить камин, по сороковому году… – Петр Семенович, надменно, усмехнулся:
– Я взял такси, Наум Исаакович. Я не Степан, чтобы толкаться в городских автобусах. В сороковом году к Форту возили такси, а сейчас меня высадили на остановке… – устроив Петра в покойном кресле, Наум Исаакович отозвался:
– Мы соблюдаем правила безопасности, сам понимаешь… – мысленно Эйтингон сделал себе пометку:
