ты стесняешься? – Железнов уже скинул брюки и наяривал рядом правой рукой. – Здесь все свои.
– Не могу, – отбоярился я. – Не приспособлен: у меня руки короткие, как у тираннозавра – не достают. А ты продолжай, у тебя получается – дрочи, пулемётчик, на синий платочек….
И осёкся. Я вдруг понял, что мне хочется говорить и говорить, чтобы выдавить из себя чувства, вдруг накатившие от этой нелепой картины. Но нельзя было слабости давать воли.
Голая девица на столе, словно валькирия на коне, нервно подрагивала ягодицами – парни стонали в унисон то ли от зрелища, то ли от рукодейства.
Железнов толкнул меня в плечо:
– Ну, чё ты как целка ломаешься?
– Сил набираюсь. Слушай, а её трахнуть можно?
– Не-а, вон её парень…
– Так это студентка?!
– А ты думал, шлюшка с вокзала?
– Зачем она так?
– Так весело же – Новый Год. Расслабься, служивый…. Или мало выпил? А может, зобнешь «косячок»?
Я освободил лёгкие от воздуха почти со стоном, не в силах отвести взор – груди у девицы прыгали как мячики. Мужское достоинство моё ломило от тесноты, дрожали руки, подёргивались колени, но и мысль, не подвластная инстинктам, продолжала работать. Она подсказала мне, что наступил момент истины. Смотри, Толян, вот она, женщина – настоящая, какая она есть, без макияжа и одежд. Вся душа её в голом теле, весь смысл жизни в порабощении – прикажет, и доведённые до экстаза парни начнут отсасывать друг у друга. Вот он, апогей женской страсти – сделать из мужика скота. Рычи и дрочи – не надо цветов, не надо стихов, и серенад под окнами тоже не надо. Два тысячелетия цивилизации канули в промежности этой дамы. Вот оно, бабское превосходство – это не её на стол поставили, а она собрала их в круг и повелевает, как Клеопатра рабами, то есть трахает и убивает…. Как у меня – веру в прекрасное.
Слов моим мыслям не доставало. Мне казалось, что я ухватил за хвост в проруби жизни правду о женщинах, и мне не хватает лишь воображения, чтобы представить, как она выглядит, и, вытащив, положить на лёд. В поисках образа падшей женщины перебрал все известные картины ада и рая. Там страдания, здесь наслаждения…. О, нашёл! Женщина – это чёрт с рогами и с ухватом над очагом. Осталось низвергнуть её с Олимпа и сочинить инструкцию по применению. Жизнь тогда снова войдёт в своё русло, думал я – а не думать страшно: можно обратиться в скота.
Но благородство моей души потребовало у мозгов – надо дать женщине шанс оправдаться. И я стал разглядывать танцовщицу на предмет торжества природного зодчества – округлые бёдра, упругие груди, тугие, как батоны, ягодицы, милое личико; движения, позы, изгибы, жесты не лишены изящества; гармоничная игра губ, ресниц, кистей рук…. Это можно было бы назвать искусством совращения, если бы предназначалось одному.
А где же любовь, для которой, говорят, создана женщина? Любовь ей, видимо, не нужна. Да её и нет, наверное, и не было
