Сами управимся.
– Катализаторы пусть раскладывает.
Бригадиры сдержанно посмеялись. Председатель вгорячах сказал глупость и сам это понимал. Укладка катализатора роста было делом тонким, требующим большого опыта, не каждый фермер с этим мог справиться. Никита Михалыч исподлобья взглянул на бригадира охотников по кличке Шопенгауэр.
– На зайца сегодня пойдём, – сдержанно произнёс Шопенгауэр. – Я бы взял на охоту младшего сержанта Жозефину Корхонен. Стреляет она хорошо, сами видели. Но если анархисты повстречаются, они в ней махом спецназовца опознают. И тогда всем нам кирдык.
– Значит, никому сегодня Жозефина Корхонен на работу не нужна? – спросил Председатель, и все знали, что это риторический вопрос. – Тогда как обычно Жозефина Корхонен от работы освобождается. Просим её к обеду не опаздывать, – Никита Михалыч вынул руки из карманов, развёл их в стороны, издевательски поклонился Финке.
Она слушала всё это молча, низко опустив голову, разглядывая скрипучие половицы под ногами Председателя. Она уже привыкла. Она была совершенно непригодна для сельской жизни, ей не могли доверить самой простой работы, даже нужники чистить, потому что нужники у фермеров чистили специальные бактерии, которые надо было уметь правильно заквашивать. Брюква на огороде от неё разбегалась, рыбки, после того как она однажды задала им корм, долго блевали, падали с насеста и перестали нести яйца, а змеиная шерсть скатанная Финкой истлела на следующий день.
Уже второй месяц Финка жила у фермеров нахлебником. Ей не то чтобы намекали, а почти в открытую говорили: «Шла бы ты девка в свой Оазис, не место тебе здесь!». Но Финка не уходила. Терпела пренебрежительное к себе отношение, но не уходила. Не могла себя заставить. Выше её сил было вернуться в тесную суету купола, снова встать в строй, жрать тухлятину в солдатской столовке, считать рубли до зарплаты и ждать, когда тебя погонят в Поле на убой. Или разгонять митинги безработных. Или отстреливать полярников, которые тащат доцентам образцы экзофлоры. К тому же за долгую отлучку Финке запросто могли пришить дезертирство, и доказывай потом, когда к стенке поставят, что была тяжело ранена в бою. А значит, некуда ей было уходить.
Манечка встала и за рукав потянула Финку на улицу.
– Ёжиков пойдём смотреть? – спросила Финка, когда они вышли. – Пойдём, я тоже люблю на них смотреть. Они прикольные, только непонятно как они кушают, у них же ротика нет.
Манечка подмигнула ей третьим глазом и первая стала пробираться сквозь пчелиное стадо, которое гнали на выпас люди Лёшки-пчеловода. Финка шла за ней и поглаживала на ходу мохнатые пчелиные бока. Пчёлы были тучные, чуть сонные после утренней дойки. Они пёрли, не разбирая дороги и надо было следить, чтобы острое копыто не пробило ненароком босую ногу.
Они вышли за околицу и как всегда уселись возле ёжинного родника. Пройдёт немного времени, солнце взойдёт повыше
