Родители полагали, что репутация Джульярдской школы привлечет успешного корейца» [3].
Брунгильда тоже любила кореянок, потому что повышала им плату за жилье с каждой сменой жильцов. Ипполито, когда не подглядывал, подсовывал нам под двери квитанции. Когда ветер из растрескавшихся окон выдувал их обратно в коридор на всеобщее обозрение, мы видели, что с кореянок брали уже по 1200 долларов, а старожилы платили меньше двухсот.
Поскольку контракт заключала я, то я заняла угловую комнату с видом на реку. Два других студента-гобоиста переехали в спальни. Лионеля я видела редко – он изучал «Студию 54» и «Шомпол» в дни их славы. Мисси жила в маленькой комнатке. Мы покрасили фанерные кухонные шкафы в белый и оттерли загаженную плиту. Балансируя на складном стуле, я дотянулась до часов на холодильнике, которые давно остановились. Тараканы, населявшие их теплое нутро, побежали по рукам. Я заорала, часы затикали.
Некоторые из знаменитых нью-йоркских музыкальных проектов начинались в Аллендейле. Джулиан Файфер создал «Орфей», камерный оркестр, работающий без дирижера, в своей квартире на двенадцатом этаже, а одна из его скрипачек, Салли, жила на пятом. Чтобы получить ноты для выступления на радиопередаче «Спутник прерий», следовало подняться на лифте на одиннадцатый этаж, где музыкальный директор Роб Фишер клепал свои аранжировки. У него бывали Джеймс Голуэй и Миша Майский. Некоторые жильцы дома уверенно шли к славе. Скрипачка Ида Кавафиан, альтистка Ким Кашкашьян, Стивен Тененбаум, валторнистка Джули Ландсман, пианисты Стивен Хаф и Роберт МакДональд жили в Аллендейле какое-то время.
Некоторые, впрочем, оставались тут навсегда. Хорхе откладывал толстую кубинскую сигару и карты, только чтобы изредка поиграть на своем контрафаготе, том самом инструменте, который пукает в «Ученике чародея». Дик, время от времени игравший на тубе, перебирал кассеты в «Тауэр рекордс» и бормотал что-то себе под нос, а скрипач по имени Питер жил вместе с женой и ребенком в крошечной квартире с одной спальней, пока ребенок, по уши насытившись материалом и колоритом, не пошел учиться на писателя.
Здесь обитали и жалкие старые девы, въехавшие в Аллендейл за много лет до вертихвосток вроде меня. Джоан каждый вечер ковыляла по улице, выгуливая двух седых вонючих собак – секретарская работа поставила крест на ее карьере певицы. Квартира ее точь-в-точь напоминала мою, но располагалась на другом этаже. Там громоздились какие-то безделушки, кипы журналов, занавески в цветочек и пахнущие плесенью подушки.
Марни выгуливала своего сумасшедшего пса по пути в «Гристедс». На ней всегда красовалось полиэстеровое гавайское платье, а полоска седых корней на морковно-рыжих волосах была три дюйма в ширину. Однажды я покормила ее шелудивую кошку, бродившую среди куч непроданных пластинок (композиторы-женщины и квартет девушек-фаготисток), записанных на личной студии Марни. Я залезла в мешок с детскими книгами, пылящийся в углу, и прочитала афишку:
«Присоединяйтесь
