– это, конечно, преувеличение. Лес был обихожен, если не сказать одомашнен. Светлый, широколиственный, исполосованный прямыми просеками и извилистыми утоптанными дорожками, рядом с которыми местами громоздились выполненные из толстых грубо обработанных дубовых брусьев скамейки, столы, беседки и спортивные снаряды типа гимнастических бумов или турников. Вдоль магистрального шоссе, разрезавшего лесной массив на две части, располагались многочисленные пансионаты, профилактории и пионерские лагеря.
И все же зловещий уголок, источник если и не страха и отчаяния, то, во всяком случае, слухов и всевозможных темных историй, в этом раю для пионеров и пенсионеров все же существовал. Назывался этот зловещий уголок соответственно – Черной Дорогой. Хотя черной эта дорога вовсе не была. Да и дороги, собственно, никакой не было. Черная Дорога – это было место. Место, пользовавшееся дурной репутацией, место, к которому окрестные мальчишки испытывали суеверный страх, однако оно, это место, одновременно обладало для них огромной притягательной силой, ибо было настоящей сокровищницей для всей этой малолетней шатии. Покопавшись в земле, особенно в районе Осинового оврага, там можно было найти гильзы от патронов, пули, иностранные монеты и пуговицы, даже ордена, а иногда находили и, страшно сказать, – черепа. Ходили слухи, что во время войны в этих местах был фашистский концлагерь. Много позже, после начала пресловутой «перестройки», появилась новая версия, согласно которой это НКВД еще перед войной расстреливало тут то ли поляков, то ли кого-то еще.
Не надо объяснять, что все эти находки и связанные с ними сплетни ужасно интриговали местных мальчишек. Любимым их занятием во время школьных перерывов было набиться галдящей оравой в сортир и рассказывать там друг другу всякие жуткие истории про черные ужасы Черной Дороги. И вот однажды, когда на одной из переменок (кажется, это было перед последним уроком) Лешка-мегафон, прыщавый верзила с луженой глоткой, сидя на подоконнике, травил окружившим его одноклассникам очередную байку, Вениамин, находившийся рядом и с неприкрытым скептицизмом внимавший рассказчику, вдруг возьми да и брякни сдуру:
– Ладно трепаться, фигня все это.
Сказал – и сам испугался сказанного. Наступила нехорошая тишина. Лешка, еще секунду назад веселый и оживленный, замер, как хищник, почуявший добычу. Не поворачивая головы к сидевшему сбоку от него Веньке, он произнес:
– Не понял, что фигня?
В его голосе звучала угроза.
– То, что ты тут нам наплел, то и фигня, – Вениамин понимал, что нарывается, но остановиться он уже не мог. – Что, думаешь, как здоровый, так ничего тебе и сказать нельзя? А я, между прочим, несколько раз ходил на Черную Дорогу ночью. Ночью! Ни хрена там нет никаких привидений, понял?
Лешка встал, повернулся лицом к Губбелю и начал разминать кисти.
– Я тебе щас рога обламывать буду, – спокойно, как человек, знающий свое дело, объявил он.
Ситуация
