в доме для вдовствующей матери семейства, из которого над вершинами деревьев можно было мельком разглядеть остатки их былого величия, пусть и окруженные пристроенными классными комнатами и площадками для игры в лакросс. Иными словами, вид был далек от идеального.
Как гражданин современного мира, сейчас, на исходе зрелых лет, я прекрасно понимаю, что воспитывалась Люси в исключительно привилегированных условиях. Но большинство людей сравнивают себя только с людьми в обстоятельствах, сходных со своими, и я хотел бы попросить у читателя снисхождения, когда скажу, что, принимая во внимание время, в которое происходили события, для нашей компании происхождение Люси не казалось столь уж примечательным. Ее семья, с не слишком громким титулом и уютным вдовьим домиком, жила примерно так же, как все мы: в доме приходского священника, в усадьбе, в загородном доме, но главное различие существовало между теми, кто жил обычной жизнью, и теми, кто жил, как наши семьи до войны. Эти немногие уцелевшие аристократы были нашими боевыми знаменами, символами лучших дней, нашими признанными лидерами. Имея в своем распоряжении лакеев и пышные гостиные, они представляли волшебную противоположность нам, остальным. Отцы у нас пошли работать, а матери научились готовить… хотя бы немного. Мы считались «обычными» людьми, а они – «богатыми», и лишь много лет спустя я задумался, так ли это. В свою защиту могу сказать, редко кто осознает, что жизнь, которую он ведет, – образчик экстравагантности или сибаритства. Подобные эпитеты заслуживают лишь те, кто намного богаче нас, и Люси считала себя лишь более или менее состоятельной.
Я находил ее жизнелюбивой, милой, хотя и не красавицей, приятной, но не обворожительной. Мы познакомились за год до того, случайно оказавшись в одной компании на благотворительном балу, а когда начался сезон и выяснилось, что мы оба в нем участвуем, то невольно потянулись друг к другу, как притягивает людей к любому дружескому знакомому лицу в новой и не слишком увлекательной обстановке. Пожалуй, Люси бы мне понравилась, если бы я с самого начала повел себя аккуратнее, но если у меня и был шанс, я упустил его, позволив нам стать друзьями – неизбежное противоядие серьезным мыслям о романтических отношениях.
– Что за человека ты нам навязал? – спросила она, яростно крутя руль, чтобы избежать очередной шутливой атаки автомобиля лорда Ричарда.
– Не припомню, чтобы я его кому-то навязывал.
– Навязал, что уж. Не успел он пробыть здесь и двадцати минут, а уже четыре девушки записывали его адрес. Как я понимаю, он не от мистера Тауненда?
– Вряд ли. На той неделе я прихватил его с собой к Питеру, и в первое мгновение мне показалось, что нас обоих выставят.
– А зачем ты прихватывал его с собой? С чего ты стал его покровителем?
– Я и не знал, что я чей-то покровитель.
Люси посмотрела на меня с сочувственной улыбкой.
Может
