необычное. И дешевое, не привозить же ей бриллианты от Картье… – он усмехнулся. Оказавшись на вилле, малышка, как ее называл Рауфф, вела себя тихо. Его хозяйство вел пожилой араб, готовили Вальтеру охранники:
– По крайней мере, теперь на кухне появилась женская рука… – откинувшись в покойном кресле, он жевал финик, – малышка, в общем, недурно справляется. Она аккуратная, работящая. Я ее воспитаю, она станет хорошей женой… – Рауфф вытер губы салфеткой:
– Герр Франц и этот сеньор Геррера должны на этой неделе оказаться в Ушуайе. Сюда их везти нельзя, я им дал указания, как добраться до второго отеля. Съезжу на рынок, заодно встречу их… – он пока не говорил Максимилиану о приглашенных гостях:
– Видно, что ему не до этого, с родами Эммы. В любом случае, пока не стоит заводить разговор, о том, что герр Франц может стать для нее хорошей партией. Она пока не родила, и русский еще жив… – сняв кофейник, Максимилиан кивнул на бутылку коньяка:
– Довоенные запасы, Вальтер. Такой коньяк я пил в Париже, когда на Елисейских Полях висели наши флаги… – он все еще не избавился от мыслей о Ноймане:
– Может быть, это просто совпадение… – вернувшись в свое кресло, он вытянул ноги, в итальянских мокасинах, – но надо связаться с Мадридом, то есть, вернее, с Америкой, со Скорцени. После капитуляции Отто сидел в Испании, занимаясь приемом товарищей. Нойман бы его никак не миновал… – Макс вытащил на свет докладную записку зятя:
– Все очень толково, Вальтер, – одобрительно сказал он, – как мы с тобой и обсуждали, надо обратить особое внимание на работу с палестинцами. Дикари, вроде шейха Хасана Саламы, нам пригодятся. Их дети снимут арабские одеяния и наденут европейские костюмы, но враг у нас останется общим. Евреи, то есть новое государство Израиль… – Максимилиан, презрите презрительно, скривился:
– Арабы не забывают добра, Салама и ему подобные завещают сыновьям дружить с нами, с их первыми наставниками… – он пригубил коньяк:
– Что у тебя за приватное дело? Я тоже кое о чем хотел с тобой поговорить… – трубка внутреннего телефона задрожала, обергруппенфюрер извинился:
– Могут звонить из госпиталя, сам понимаешь… – Максимилиан, внимательно, слушал. Рауфф заметил довольную улыбку, на его лице:
– Отлично, – наконец, сказал обергруппенфюрер, – я буду через четверть часа… – он потянулся за бутылкой:
– Хорошие новости, Вальтер. Эмма родила здорового, крепкого мальчика. Выпьем… – он передал Рауффу бокал, – за солдата нашего рейха, за моего племянника.
Ушуайя
Надоедливый снег бился в окна пустынной, маленькой столовой пансиона, стоявшего на городской набережной, по соседству с почтовым отделением и табачной лавкой. На дверях обоих заведений ветер раскачивал фанерные таблички: «Закрыто». Едва пробило восемь утра, залив тонул в пелене метели. Над городком повисло
