(а скорее, это был переход контроля от РУБОПов к ФСБ), и уважаемые в криминальном мире люди попросили дядю Пашу кое-что взять на себя, обещая не больше пяти лет – как первоходу. Дядя Паша взвесил резоны и взял да и получил двадцать лет. Ох и сильно тогда затаил вопросы к коллегам дядя Паша, но перегруппировался, сориентировался, закидал суд ассигнациями и добился пересмотров и снижения себе срока до восьми лет, которые худо-бедно подходили к концу.
Паша смог бережно и любовно сохранить в зоне важные для человека 90-х атрибуты. Он с нежностью показывал людям, которым доверял, фото своего деревенского домика (800 кв. метров), с клумбами, статуями и прудом, где водились зеркальные карпы (“Глубина пруда – 4 метра”, гласила завитушечная подпись под фото). В нехитром дядипашином альбоме отдельно хранилась фотография его верного вороного коня – шестисотого мерина, ожидавшего хозяина в теплом гараже. На следующей странице – монументальное фото уважаемой супруги, так же верно его ждавшей, а также фото широкозадого джипа хозяйственной и крепкой дядипашиной жены.
Дядя Паша редко был трезв – с поставкой спиртного на зоне у него проблем не было. Довольно часто, нагрузившись водочкой под огурчик, дядя Паша заходил к дежурному офицеру на вахту – ведь у важного человека при большом хозяйстве много разных дел в сфере интеграции сопредельных группировок и таможенного союза с соседними зонами и территориями. Когда дядя Паша наблюдал непорядок, неподчинение или подозревал заговор, в выражениях он не стеснялся. “Михалыч, твою мать! – начинал дипломатические переговоры с дежурным офицером дядя Паша, который с ментами разговаривал исключительно на мате и с наезда. – Хрен ли у меня тут два часа под воротами стоит машина с пшеном для моих голубей? Чё не пропускаешь, паразит?” А надо понимать, что передачи в зону ограничены двадцатью килограммами строго отобранных по инструкции продуктов раз в два месяца и вещи, требующие термообработки (как пшено), в зону не допускаются, а уж тем более не допускаются груженные пшеном частные автомобили. А тут еще и старшего офицера в зоне при зеках опускают, матеря его вдоль и поперек. “Ща вмажу!” – откровенно говорит дядя Паша дежурного офицеру Михалычу, употребляя, конечно, другой глагол.
Дежурный офицер Михалыч, по идее, должен был сказать в ответ: “Осужденный Сохатов, вы грубо нарушаете закон и правила внутреннего распорядка, я буду писать рапорт о переводе вас в изолятор сроком на 15 суток”.
Что делает дежурный офицер Михалыч в реальности? Он опускает глаза долу говорит: “Дядя Паша, извини, пожалуйста. Ответственный, кто может подписать пропуск автомобиля на режимную территорию, сейчас обедает, он не знал, что это к тебе груз. Я ему только что звонил, он через 15 минут подойдет и все подпишет. Не нервничай, пожалуйста, мы все сделаем”. Дядя Паша набычен и вообще настроен жестко: “Ну хорошо, я пошел. Через полчаса приду, проверю!” Дежурный офицер Михалыч хватается за городской телефон – выполнять дядьпашины распоряжения, а сам дядя Паша
