лишь на милость богов и благоразумие нашей дочери.
– Как раз на последнее я не стала бы уповать. – Адалия улыбнулась и в который раз за сегодня смахнула со щеки слезу. – Поговори с ней сам. Я не смогу.
– Не уверен, что правильно подберу слова.
– Подберешь. Я только плакать буду. А ты сильный. Ты справишься, мой ванн. Вы так близки, что возможно, именно это смягчит удар.
– Смягчить такое в случае нашей дочери не получится в любом случае, но нанести этот удар все равно придется. – Сиртингин потянулся к кубку и залпом осушил его.
– Скажи ей. – Адалия все-таки заплакала. – Скажи ей сам…
***
Ванн тяжело вздохнул. Как же сказать? Тема то непроста, да и разговор не из легких. По-хорошему, у Адалии как у матери, подруги, как у женщины, в конце концов, получилось бы лучше. Но… Да и захочет ли слушать вообще? Дайон не заставить делать то, чего она не хочет. А заставить нужно, необходимо…
Как же, заставишь ее! – Сиртингин огладил бороду. – Своенравна, свободолюбива, любому заткнет рот своими доводами и мнением. Не уступит, не упустит возможности доказать свою правоту, сумасбродна, дерзка в поступках и высказываниях. Как такую заставить?
Наказания бессильны, как и домашний арест. Уже несколько раз ванн убеждался в бесполезности такого воздействия. Обманутая стража лишь руками разводила, а обиженная и рассерженная дочь могла днями не возвращаться домой, туда, где по ее мнению ее запирали точно в клетке, вешали на шею ярмо из условностей, долга и обязательств.
Как же она похожа на меня, – думал, улыбаясь, Варл.
Ведь когда-то давно, он был поставлен перед тяжелейшим выбором в своей жизни – свобода или долг. Так же, как и его дочь сейчас. И ей, как и ему когда-то, предстоит сделать свой выбор. Тот, которого требуют обстоятельства и долг. Только вот будет ли он правильным и примет ли его отцовское сердце, зная, ЧТО за таким выбором стоит? – Сиртингин снова усмехнулся, но на этот раз горько.
Переминаясь, у покоев дочери в волнении вдохнул несколько раз поглубже и даже успел вознести молитву богам перед тем, как невольницы распахнули двери.
***
Это огромное зеркало отец привез ей из-за моря. Массивная толстая рама с перевитиями, завитками, диковинными цветами и лианами, стекло с розоватым отливом. Только мастерам, сотворившим его известно, как много золота и драгоценных камней на него пошло. Безупречно чистое, без вкраплений слюды оно идеально передавало отраженный образ.
Платье цвета слоновой кости, схваченное в талии широким золотым поясом, ниспадало красивыми крупными складками, вилось у ног как живое, стоило девушке лишь сделать шаг. Длинный шлейф подчеркивал красоту и изящество фигуры, а гибкие браслеты, перевившие запястья и предплечья – их хрупкость и утонченность. Морской жемчуг в причудливых косах, царственная осанка – Дайон действительно была прекрасна.
– Ни одна девушка Архипелага не сравнится с тобой по красоте!
– Благодарю, отец. –
