дочь на такое? Неужели я не заслужила такого счастья, что у вас с мамой? Ты отдаешь с меня, как вещь! Без любви, без надежды на нее!
У сиртингина сердце рвалось на части, и каждая из них мучительно сжималась от правоты ее слов. Но в данном случае он ничего не мог поделать.
– Я не отдаю тебя, как вещь. – Боги, кого он пытался обмануть? – Я выдаю тебя замуж! И никто, слышишь, никто сильнее меня не желает тебе счастья! Я верю, твое сердце откроется, и ты полюбишь.
– Кто он? – Дайон сбила ладонью слезы, что ручьем катились по щекам. – Хотя бы это я могу узнать?
Сиртингин напрягся. Сказать ей сейчас? Нет. Ни в коем случае. Иначе два года переговоров сойдут на нет.
– Это достойный и уважаемый человек.
Вот что-что, а врать своей дочери ванн Варл не хотел и не умел.
– Ты лжешь! Ты не хочешь отдавать меня ему! Я знаю тебя! Я вижу, что это так! – Дайон бросилась правителю четырех холмов в ноги. – Отец, молю тебя!
– Встань! – слезы дочери разрывали душу. – Я не могу отменить этот союз. От него слишком многое зависит. Слышишь?
Но девушка не слышала. Цепляясь за руки отца, как за единственно спасительное средство заливалась слезами:
– Пожалуйста, отец… Я прошу тебя, не делай этого.
Мужчина поднял ее с колен и, прижав к себе, крепко обнял:
– Если бы я мог, если б только мог… Боги свидетели, если б на то моя воля, я бы никогда не поступил так с тобой. Ждал бы сколько угодно, и дал бы благословение только желанному для тебя союзу. Но в силу сложившихся обстоятельств, я вынужден сделать это сейчас и именно таким способом.
Сиртингин отстранил дочь от себя и вытер ей слезы:
– Я очень люблю тебя. Но сегодня дам разрешение на твой брак, хочешь ты того или нет.
Оставив дочь стоять застывшим изваянием посреди комнаты, Варл в спешке покинул покои. И только пройдя всю гулкую галерею второго этажа, остановился. Прижался спиной и затылком к стене. Даже сжатые зубы не смогли сдержать рыдания. Ван сиртингин, грозный правитель четырех холмов заплакал от страха и неистовой боли, что сейчас безжалостно терзала его сердце. От той, что плескалась в раскосых глазах его дочери, его маленькой синеокой Дайон. От осознания предательства, самого страшного: ибо он только что предал своего единственного ребенка. Ведь сегодня, совсем скоро он отдаст ее своему злейшему врагу.
Ноги подкосились. Дайон рухнула на колени и, уткнувшись лбом в мраморный пол, тряслась от рыданий. Обида, гнев, жалость к себе, ненависть к родителям, желание сопротивляться – все это жгло изнутри. Давясь слезами, девушка громко проклинала и свою судьбу, и богов, что допустили такое.
Напуганные прислужницы жались к стенам. А затем, когда во все стороны начали лететь вазы, кувшины с вином, осколки блюд и зеркал – и вовсе в спешке покинули покои…
Глава 3
Подъездная аллея, фонтаны и статуи утопали в огнях. Легкий ветерок приносил свежий бриз, пах недалеким
