Вера, взглянув снизу вверх.
– Пойдет, – ответил я, сдерживая радость.
Она помолчала, шагая рядом со мной по двору, укрытому первым снегом.
– Ну что, теперь можно делать тебе ребенка? – уточнил я, не в силах терпеть еще минуту приличий.
– Можно, – кивнула она. – Едем ко мне.
– Прямо… сейчас?
Несмотря на чрезмерно серьезные приготовления, я все-таки не до конца верил в удачу, и слегка поперхнулся перед последним словом.
– Прямо сейчас.
Голос Веры звучал до обидного спокойно.
– У меня удачный период и мужа нет дома.
2
– И где мы будем его делать ? – спросил я, когда мы вошли в квартиру и моя подруга заперла все три замка на тяжелой стальной двери.
Не отвечая, Вера скинула шубку и расстегнула сапоги, потом подвинула тапочки мне. Дождавшись, когда я переобуюсь, также молча повела меня по коридору.
Справа в открытой двери показалась огромная, аккуратно заправленная кровать – я шагнул туда, но она увлекла меня дальше.
Я понял, что Вера заботится обо мне и хочет сначала напоить меня чаем; против этого я не имел возражений, ведь на самом деле не имелось удовольствия большего, нежели тянуть последние минуты перед прыжком в новую бездну наслаждений…
Однако, не дойдя до кухни, подруга втолкнула меня в дверь ванной комнаты.
– Но… – пробормотал я.
– Руки вымой, – скомандовала она.
И, плотно затворив дверь снаружи, крикнула из коридора:
– И…. его тоже. Намыль два раза и потом смой все как следует.
Я хотел сказать, что просьба странная; принимая душ, я всегда мыл свое хозяйство и тем более не собирался пренебречь гигиеной сейчас: ведь несмотря на вполне конкретную цель нашего интимного свидания, я все-таки надеялся на некоторое разнообразие процесса, Но я промолчал, – поняв, что, видимо, Вера имела дело не с самыми чистоплотными мужчинами.
Быстро раздевшись, я покидал костюм, рубашку и белье на стоящую в углу стиральную машину, залез в теплую акриловую ванну и пустил воду.
На стойке нашелся неплохой гель. Я набрал пены в ладонь и принялся намыливать свой главный орган, который еще не занял нужную позицию, но уже пребывал в состоянии большой горячей сардельки.
В последнем странности не имелось.
3
С Верой мы некогда учились на одном курсе в институте. Она была очень хорошенькой и мне нравилась, причем нравилась очень – разумеется, без взаимности: в студенческие годы я был болтлив, хвастлив и самоуверен, что отталкивало от меня девчонок.
В какой-то момент я пытался ухаживать за нею и довольно сильно страдал, не получая ответа. Потом, когда Вера нашла себе приплюснутого уродца из параллельной группы, я умерил свой пыл: статус замужней женщины автоматически подразумевал ее сексуальную неприкосновенность, тем более что она была добропорядочной до последней пуговки на своем не в меру длинном платье.
Судя по всему, выбор Веры диктовался расчетом, который себя оправдал на все сто процентов: ее муж, почти сразу бросив специальность, сейчас был директором одного из самых крупных автосалонов нашего города. А я до сих пор оставался тем, кого принято называть мальчиком на побегушках. Но меня это мало трогало: я жил полнокровной жизнью, не заглядывая далеко вперед.
После института я сразу остепенился, теперь имел красивую жену, здорового сына и нормальную семью, но…
Мое юношеское влечение к Вере явно имело серьезную базу.
Когда месяц назад мы собрались на первый юбилей выпуска и я увидел ее – ничуть не изменившуюся, разве что похорошевшую пуще прежнего…
Когда я увидел ее, то понял, что во мне ничто не прошло.
Только если прежде я, полный юношеской глупости, не признавался в естественных желаниях, а был готов читать ей стихи и клясться в любви до гроба, то сейчас просто и элементарно хотел ее как женщину.
И, словно в возмещение сексуальных неудач, преследовавших меня в институте, сейчас мне пошла карта. Мы танцевали с Верой весь вечер: ее муж на встречу не явился, поскольку находился в командировке за границей, и она была свободна.
А потом она сама предложила увидеться на другой день и в другой обстановке.
Мы встретились в кафе. Теперь я был уверен, что сумею компенсировать все разочарования, что имел из-за нее в прежнем возрасте.
Так
