section>1
На свой позор отнял права старший инспектор ГАИ Фирсов у заведующего идеологическим отделом райкома партии.
Павел Иванович ему так и сказал с самой вредной из своих улыбок на губах:
– Завтра принесешь в мой кабинет и извинишься.
Брови старшего инспектора вверх поползли:
– Вот даже как? В таком случае рад с вами познакомиться, товарищ Кожевников. Возможно, за то время, пока вы будете хлопотать о своих правах, мы даже подружимся.
Гаишник был неотразим. А Пал Иванович обижен. Он тут же обратился к первому лицу с жалобой на беспредел. Тот позвонил начальнику милиции:
– Вы что – совсем от рук отбились? Хотите на бюро? Найду за что!
На рапорте следующего дня начальник РОВД орал:
– Вы что – совсем с ума сошли? Звоните мне, коль так. Запомните иль зарубите на носу – белодомников не трогать никогда, ни при каких обстоятельствах. А ты, – это он Фирсову, – права отнес и извинился. Уверен, что ты прав, но надо быть умнее.
Окинул цепким взглядом скуксившегося старшего инспектора:
– Работать хочешь? – пойдешь, вернешь и извинишься.
Вот так и стали мы неприкасаемы.
В том декабре штат Увельского РК КПСС увеличился сразу на четыре персоны. Перестановки сверху начались. Первого секретаря Шашкова забрали на руководство производством в область. В его кресло сел второй – Пашков Александр Максимович. В освободившийся кабинет второго пригласили моего родственника и двойного тезку директора Сельхозтехники Агаркова Анатолия Михайловича. Вновь созданную структуру – комиссию партийного контроля возглавил директор ДПМК (передвижной механизированной колонны по дорогам) Мозжерин Владимир Николаевич. Инструктором в сельхозотдел пришел из комсомола Игуменцев Саша, мой одноклассник. Ну, а я инструктором в отдел пропаганды и агитации.
Еще один мой одноклассник (вернее, с параллельного) Олег Фомин работал в Белом Доме инструктором организационного отдела. За деньги – на общественных началах он возглавлял первичную профсоюзную организацию аппарата. Процесс вливания, так сказать, новичков в коллектив он взял под свой контроль.
Не напрягайтесь – не было банкетных залов, цветомузыки и варьете.
Все по-ленински просто – зимний лес, поляна, четыре машины бамперами в круг, свет фар. Пирог «картошка с мясом» из столовой, три стакана, водка. Разливал Фомин.
За дефицитом посуды пили по старшинству – Фетисов взял, Чудаков и Пал Иваныч.
– Ну, за второго!
Второго как раз не было – толи пренебрег, толь не пригласили.
Сдвинули посуду, халкнули и за пирог.
Очередь вторая – Александров, Мозжерин и… и…
– Да пей, Олег Федорович, ты, – подсказывает другой инструктор орготдела Михайленко. – Чего там…
– Нет-нет, – стесняется профорг и зовет пожилого водителя. – Михал Дмитрич, подходи.
Тот шевельнулся было.
– Ну-ка, цыц, молодежь, – вмешался Чудаков. – Тут целый член бюро.
Толкает к стакану первого секретаря райкома комсомола Чемякина.
Мозжерин мрачно посмотрел на свои полстакана, пошевелил губами, выдал:
– Пропускаю.
Посыпались вопросы:
– Что так? Мамка не велела? Зачем же ехал?
– Не пью такими дозами.
– Меньше не будет.
– Меньше и не надо.
– Тебе до краев налить? – Фомин с беспокойством посмотрел на председателя комиссии партийного контроля. Наливает полный.
Мозжерин снова пожевал губами, взял стакан, мизинец оттопырив, и выпил неспеша, как виноградный сок. Опять пожевал губами, отер их, отошел, не глянув на пирог.
Реплики пошли:
– Силен, бродяга! Щас упадет! Не щас, но развезет изрядно…
Дальше процесс пития пошел конвейером.
Пал Иваныч принялся рассказывать:
– Был как-то у первого в гостях большой начальник КГБ и назюзюкался. Шашков дал ему машину до Челябинска и мне: «Проводи». До авто дотащил, сам к телефону: Вере позвонить – скоро не жди. Возвращаюсь – тот сидит, как стеклышко: «Водки прихватил?». У меня была в заначке – сбегал и принес. Южноуральска не проехали, прикончили бутылку. Гэбэшник в полуотключке, а требует – еще. В Кичигино свернули, я побег. Возвращаюсь –
