своей жизни, когда он остался один со своим дряхлым старцем, отцом Никифором. Он вспоминал о том, как благодать разнообразно помогала ему во встречающихся трудностях.
– Однажды я был в лесу, – говорил он, – и пытался сдвинуть толстые стволы деревьев, из которых мы изготавливали печати. Но одному мне это было не под силу. Тогда появился юноша, проходивший мимо этого места, и с готовностью пособил мне закончить мою работу. Когда я обернулся, чтобы отблагодарить своего помощника, его уже не было. Но он сказал мне, что зовут его Феодор.
Блаженный старец вспоминал о трудах по тяжелому рукоделию, а также и о радовавших его утешениях благодати. Когда она посещала его, он с характерной для него юношеской простотой говорил сам в себе:
– Ангелы и Архангелы, отойдите-ка в сторонку, чтобы увидел я Господа – Любовь мою!
От сладости таких помыслов он весь был объят пламенем.
В первые дни подвига старца, духовного подвига, который он начал, он был лишен святоотеческого примера и необходимых для новоначального наставлений. Однако благодаря чтению житий святых отцов старец получил довольно хорошую подготовку и преодолел первые волны помыслов и волнение брани, что бывает при изменении образа жизни. Он искусно противостоял насилию противоборствующих страстей. Лишенный духовной помощи, которой его простые старцы не могли ему дать, он отражал серьезные искушения, истаптывая дороги Афона, достигая монастырей и келий, когда носил рукоделие или исполнял другие необходимые послушания.
Чистое расположение, несмотря на отсутствие опыта, бывает причиной благодатного Божественного просвещения. Говоря с нами, старец подчеркивал, что Божественная благодать утешала и покрывала его лишь за одно его расположение угодить Богу исполнением Его воли. И после простой молитовки, вызванной сложившимися обстоятельствами, он получал незамедлительный ответ. «Владычица мира и истинная наша Мама, неужели Ты допустишь мне впасть в прелесть и подвергнуться опасности, – ведь я надеюсь на Тебя и молюсь Тебе?». Прежде окончания этого маленького прошения на него нисходило осенение свыше и неизреченная радость.
Сам он об этом периоде своей жизни со старцами рассказывал следующее: «Они были простецами. Рукоделие, служба и ничего более. Приехав на Святую Гору, я искал нечто, чего и сам вначале не мог объяснить. Рукоделием занимаешься днем, ночью – духовным трудом. Но это не давало мне полноты, не удовлетворяло меня. Я искал большего, высшего. Старец Никифор был хорошим, но он не мог научить меня тому пути, которого не знал, потому что сам не прошел его».
Вопросов, остававшихся без ответов, становилось все больше, особенно после тех духовных состояний, которые он начал переживать. Однажды, когда его сподвижник отец Прокопий читал на вечерне предначинательный псалом, ум отца Ефрема был пленен горе, и он призывал всю тварь к славословию Бога. Как только закончился псалом, он снова пришел в себя. Его толкнул отец Прокопий, чтобы он прочитал «И ныне», дабы
