но я знала, что этого, к сожалению, не случится. Эти ночные видения были индивидуальной особенностью Кэсси – такой же, как золотистые волосы или россыпь веснушек на носу.
Кэсси что-то пробормотала, и я повернулась к ней, чтобы лучше слышать.
– Что ты говоришь, милая?
– Я видела ее… ее кости. В одном месте кожу сорвало с головы вместе с волосами, и я увидела… – на мгновение голос Кэсси прервался, а дыхание снова стало неровным и частым. – Увидела череп. И кровь. Очень много крови – целую лужу.
Я невольно зажмурилась, стараясь не видеть, не представлять ужасную картину, которую только что нарисовала моя дочь. Восьмилетняя девочка с пробитой головой, на асфальте – брызги крови, искореженный велосипед у обочины… Одной мысли об этом было достаточно, чтобы мои внутренности свело судорогой, а к горлу подступила тошнота.
– Сны становятся все страшнее, мама.
– Я знаю. – Я поцеловала Кэсси в лоб, мимолетно вдохнув по-детски свежий запах ее фруктового шампуня. Ну почему, подумалось мне, почему такая кроха должна видеть столь ужасные сны? С каждым разом ее видения становились все более подробными и все более мрачными. Они повторялись из ночи в ночь и прекращались только после того, как несчастье, которое провидела Кэсси, происходило на самом деле.
Как это можно прекратить, я не знала. Чуть ли не с младенчества Кэсси остро чувствовала, когда ее близкие люди страдали, и сама страдала вместе с ними. Словно заботливая больничная сиделка, она не отходила от тех, кому было больно, делая все, чтобы уменьшить их страдания. С возрастом способности к сопереживанию дополнились у девочки снами и видениями, которые имели отношение не только к настоящим, но и к будущим неприятностям, болезням, несчастным случаям. Впрочем, предвидела она только несчастья, которые грозили знакомым ей людям, но, не умея их предотвратить, каждый раз мучилась от собственного бессилия. Кроме того, как только очередное предсказание сбывалось, Кэсси практически сразу начинали преследовать новые тревожные сны, и это выматывало не только ее, но и меня. Я знала, что должна как-то это остановить, но не представляла, что тут можно сделать.
– Я… я сегодня сказала Грейс, что ее собьет грузовик, – призналась Кэсси жарким шепотом. – Но она мне не верит и не слушает, что́ я ей говорю!
Меня это не удивило. Люди никогда не верили предсказаниям Кэсси, пока не становилось слишком поздно.
– А помнишь, о чем мы с тобой договорились? – проговорила я, тщательно взвешивая каждое слово, и, снова погладив ее по волосам, почувствовала, как дочь нерешительно кивнула в ответ. – Ты обещала никому не рассказывать о своих видениях. Никому и никогда. Твои школьные друзья и подруги еще слишком малы и не в состоянии понять, насколько все это серьезно.
На самом деле этого не мог понять никто. Даже я. То есть я, конечно, знала, что происходит с моей дочерью, но почему ее пророчества облекаются в форму таких красочных и подробных кошмаров, объяснить я была не в силах.
