(урожденную Казакову), которая впоследствии вышла замуж за князя Четвертинского, намного моложе ее. У нее был чудесный голос. У м-ль де Шоу была ее фотография в виде Mignon,[78] но красивой она не была: с очень широким лицом, напоминающим блин, с массой белокуро-рыжеватых волос, которые от природы вились. Ее муж был полицмейстером, и они жили на Тверском бульваре, и мы постоянно встречали на бульваре ее девочек, которые были всегда чудно одеты. Одна из них со временем вышла за Маннергейма, но затем разошлась с ним. Отец Араповой, Казаков, был некогда секретарем графини Орловой-Чесменской, госпожи Анны Алексеевны.[79] После ее смерти он оказался страшно богат и многие вещи, принадлежащие ей, оказались у него. Между прочим, Мама рассказывала, что у него очутилась коллекция статуэток, сделанных из жемчужин различной величины и формы, изображавших всяких уродцев, причем жемчуг изображал туловища, а все остальное было сделано из золота с эмалью и, кажется, приписывалось работам Бенвенуто Челлини, если не ошибаюсь. Из орловских вещей у Мама была одна такая брошка с большим жемчугом, который был оправлен в сквозную отделку, усыпанную мелкими жемчугами. Эту брошку потом украли.
Казаков со временем ослеп и жил у дочери Араповой. Мы его постоянно встречали на Тверском бульваре, где он гулял каждый день. Его сопровождал карлик. Его вторая дочь, очень некрасивая, но с чудной фигурой, была замужем за Веригиным, и у них было подмосковное имение, которое называлось Корзинкиным.[80] Много лет спустя, когда я была взрослой, незадолго до свадьбы, я подружилась с княгиней Верой Четвертинской, которая жила в своем доме-особняке в стиле английского замка. Ее муж постоянно уезжал то в Африку, то в Индию охотиться. Он был молод и хорош собой, а она уже sur le retour[81] и обожала своего Бореньку. Когда я к ней приходила, то мы сидели в комнате, где на столе стоял его портрет с букетом фиалок. Она мне говорила, что фиалки стоят круглый год. Ее кончина была внезапной, и говорили, что она отравилась, когда открыла, что ее Боренька был влюблен в ее старшую дочь, Арапову, которой позже увлекся дядя Женя, и мы его всегда дразнили желтыми колесами, так как она приезжала в карете с желтыми колесами. Но я далеко забрела. И вернусь к м-ль де Шоу. Она почему-то невзлюбила нашу кроткую старательную Катю, которая всегда усердно зубрила уроки, но ей учеба давалась непросто. Я думаю, что Катя была слишком идеальным существом для такой злючки. Правда, она была старой девой, видавшей много горя на своем веку. У нее был отец, которого она боготворила, и семь братьев, которых она обожала. Все они были убиты во время войны с Германией, и она ненавидела Германию и каждого немца всеми силами души. Когда она к нам поступила, то мы с Муфкой были в достаточной степени развязны и не отличались изысканными манерами, так как почему-то считали, что это аффектация. Когда мы ездили по Москве в Петровский парк, то салютовали всем встречным и незнакомым офицерам. Она сразу прекратила подобные выходки: мы
Т. е. героини оперы «Миньона» французского композитора Амбруаза Тома.
Секретарем графини А. А. Орловой-Чесменской был не отец Араповой, а дед.
Имеется в виду село Подушкино, недалеко от Барвихи под Москвой, где Веригиным был построен «замок над прудом».
Не первой молодости
