Мама. Сопровождал эти оказии буфетный мужик из московского дома, который обычно шел рядом с возом, а мы с Мама выходили его встречать где-то возле Левшинского моста. Тогда Димитрий передавал Мама пакеты писем, которые он держал при себе. Он был одним из тех мужиков, осанка которых поражала меня благородством и чем-то породистым. Может, это одна из отличительных черт славянской породы, проявляющаяся в чистом виде.
Не помню, говорила ли я, что раз мы остались в Дугине дольше обыкновенного по случаю чудесной осени. Листья долго оставались на деревьях, а в Дугине осень особенно поражала своей красотой, так как Мама подбирала всякие деревья, кусты и вьющиеся растения для парка, которые осенью принимали всевозможные оттенки, от золотой тополиной аллеи до ярко-пунцового амурского винограда около зимнего сада. Однако в один прекрасный день полил дождь и температура упала ниже нуля, а за ночь выпал снег, так что наутро, к нашей немалой радости, все было белое и снова яркое солнце. Помню, как <нас> повели гулять в английский парк, где все березки казались сказочными, на их желтых листьях образовалась толстая стеклянная кора, которая при малейшем движении воздуха звенела как колокольчики и ослепительно блестела на солнце. Мы были в восторге от этой красоты и от возможности бегать по снегу, но, вероятно, наша обувь оказалась совсем неподходящей, и мы промокли насквозь, и Мама послала в Сычевки нарочного за валенками, которые мы впервые тогда надели вместо наших тяжелых черных бархатных ботиков, отделанных под коленями мехом и проложенных внутри белой овчиной. Мама стала обсуждать наш отъезд с Маркграфом и управляющим, так как вскоре навалило еще больше снегу и установились морозы и санный путь. О переезде в дормезах не могло быть и речи, так что надо было использовать древний возок и соорудить еще один, поскольку Мама боялась нас простудить при переезде в открытых санях до ближайшей железнодорожной станции Серго-Ивановской. Возок этот нам был хорошо знаком, и одним из удовольствий было ходить через конюшню в огромный каретный сарай, где стояли коляски, линейки, дормезы, сани и знаменитый панинский возок, в который мы залезали и играли в прятки под всеми этими экипажами. Возок пах затхлостью, хотя все эти экипажи тщательно чистились и проветривались. В числе других были огромные ковровые сани, в которых нас иногда катали по Поповке в солнечные дни. Мы с ужасом думали о переезде в душном спертом воздухе, смешанном с запахами провизиё, которыми были набиты боковые мешки на дверях под окнами. И действительно, когда мы наконец двинулись в путь, закутанные так, что пошевельнуться было нельзя, и сверху прикрытые меховыми полостями, и возок начал нырять по сугробам, то многие из нас не выдержали, позеленели, и стало так мутить, как на море. Маркграф сопровождал нас в своих легких санях, его неизменным спутником и возницей был знаменитый кучер Логин, которого он называл Logvin за лицо Сократа. Он был небольшого роста, рыжий, бородатый и крепкого сложения. Выяснилось, что нет тяжести, которой он не в силах поднять. Когда один из возков наклонялся на сугробе под таким углом, что
