дети покойного, за ними и все остальные идут прикладываться к лежащему на аналое кресту – прощаться.
Ах, как трудно в это время благодарить Бога, но как это необходимо! Недаром Апостол настойчиво призывает: «Всегда радуйтесь, за все благодарите!» Да, в этот момент и сама переживающая скорбь душа, несмотря на боль, рвется унестись вверх, туда, куда стремится душа покойного. Рвется благодарить Бога за то, что закончился тяжелый жизненный подвиг дорогого усопшего (отмучился, как говорят в народе), что еще один страдалец за правду завершил назначенный ему путь.
А что родным больно, что и ему это трудно досталось, так какая же победа дается легко? Если для получения венца тленного (1 Фес. 5, 16–18; 1 Кор. 9, 25) люди переносят всевозможные труды и опасности и радуются, достигнув цели, то какие страдания не поблекнут в сиянии венца нетленного?
«Потерпеть за правду – это великая честь, и не все ее удостаиваются» (Прот. П. Гнедич).
Не только за это нужно благодарить Бога, даже не только за то, до чего люди обыкновенно додумываются лишь спустя» долгое время. Когда налетят еще новые бури, возникнут новые внешние и моральные трудности, тогда вспоминают, – слава Богу, что этого ему не пришлось испытать.
Не только это. Почти всегда, а особенно в моменты жгу! чего горя, мы забываем, что должны благодарить Бога еще за одно великое благодеяние. За то, что постигшее нас несчастье – любое, а не только смерть дорогого человека – обрушилось на нас лишь теперь. А в прошлом было столько случаев, когда все это могло произойти – гораздо раньше, да еще и в более жесткой форме. Но произошло не тогда, а теперь, и на нашу долю досталось еще столько-то дней, месяцев, а то и лет, может быть, и нелегкого, но большого счастья.
Те, кто указывают нам на необходимость всегда благодарить, знают, что делают. Пусть же еще и еще звучат в надгробном рыдании торжествующие слова – «аллилуия» – «хвали-» те Бога!»; Слава Богу за все!
Маленькая комнатка, где о. Сергий никогда не жил, полна воспоминаниями о нем.
Не то смягчало, не то усиливало горе детей то, что отец умер вдали от них. Хотелось бы видеть его последние минуты, облегчить их хотя своим присутствием, принять его последний вздох; трудно было дышать при мысли, что он умирал один, никем не поддержанный, напрасно призывая своих любимых детей. Но зато не было реального представления мертвого тела, зарытой могилы. Казалось, что он просто уехал» куда-то далеко-далеко, что вся эта скорбь происходит лишь оттого, что они не могут с ним увидеться.
Шли годы, а ощущение, что он не умер, все оставалось. Сколько раз то один, то другой из детей видел его во сне. Содержание снов было самое разнообразное, но начинались они всегда одинаково: «До сих пор мне только снилось, что папа жив, а вот теперь не во сне, а наяву он пришел, живой».
После отпевания осталась еще тяжелая обязанность – сообщить Мише. Они-то здесь все-таки втроем, и кругом люди им сочувствуют, стараются как-то рассеять их скорбь, а он – один.
Миши в то время уже не было в Острой Луке.
