не оставалось.
Мы зашли в хижину монаха. Он быстро состряпал огонь, водрузил чайник на него и приготовил три глиняные чашки. Мы с Кхе сели прямо на пол, вокруг маленького, квадратного столика.
– Кхе, у меня не так много времени здесь, чтобы тратить его на чай и гостеприимство монаха.
– Да расслабься. По-другому, он нас дальше не пропустит.
Монах заварил чай и сразу же разлил его из железного чайника нам по чашкам. Прекрасный аромат зелёного чая, разошёлся по всей хижине. Монах поднял свою чашечку, поднёс её на уровень рта и отпил. Кхе тоже взял чашечку и опрокинул её содержимое в себя. Не обжёгся, лишь зелёная пенка запуталась у него в волосах. Я улыбнулся, монах это заметил и тоже улыбнулся. Кхе остался невозмутим. Я попробовал чай и он наполнил меня такой бодростью, что все мои ссадины и ушибы в процессе боя, разом перестали мне докучать.
Монах что-то показал нам жестами. Я вопросительно посмотрел на Кхе.
– Он спрашивает, понравился ли тебе его чай?
– Да, очень понравился. Я показал ему пальцами «класс», а потом «ок», – монах опять жестами показал абракадабру.
– Тогда он желает нам приятного Пути.
– Выражаю свою благодарность, за бой, чай и гостеприимство, – сказал я, выходя из хижины, поймав взгляда монаха.
– Да не слышит он тебя, не старайся, – сказал Кхе, а монах беззвучно засмеялся.
– Над чем же, он тогда смеётся?
– Над цветом, твоего ифу.
Мы стали подниматься по сносной, утоптанной тропинке выше. Когда хижина его была далеко внизу и почти скрылась из виду. Я догнал Кхе.
– Хороший пурпурный цвет. Он же не над этим смеялся. Правда?
– Правда.
– Тогда над чем?
– Над тем, что нашёлся человек, желающий и думающий, что готов и может, подняться на гору Освобождения.
– Думаю, ты не находишь это смешным.
– Я не нахожу это смешным. Напротив. Это очень серьёзное намерение.
– Значит, ты будешь провожать меня до самой её вершины?
– Провожать? Нет. Мне любопытно посмотреть, как ты туда дойдёшь.
Больше мы не говорили. Потому что поднялись так высоко, что стал выпадать снег. Белые вершины были не за облаками. При первом холоде, Кхе распушился и нахохлился, так что стал в два раза больше, своего изначального размера. Мне хохлить было нечего. Я лишь вжался в новопредставленный воротник мехового кафтана. Лелея себя мыслью, что настоящее обморожение, мне не грозит. Материализованные мною ранее пушистые лапы, хорошо защищали мои руки и ноги от холода. Я хотел материализовать и шапочку, наподобие шкуры снежного барса, но решил Кхе просто так не злить. Неизвестно, как он отреагирует на такой жест.
Вскоре снег стал рыхлый, а температура так сильно
