месте. Там он благодарит Бога за духовные блага, которые начинает вкушать. Там он получает иное ощущение жизни и воспринимает все иначе. Красота природы, к примеру, дает ему повод для духовного делания и восхождения умом к Богу. На тень дерева он смотрит как на место, пригодное для молитвы, а не для телесного отдохновения. Он пьет воду из источника, а уста его повторяют: «Слава Тебе, Боже». Птичьи трели побуждают его к продолжению молитвы. Одним словом, он смотрит на чувственный мир духовными очами, как на образ мира невидимого.
– Это благое изменение, Геронда, не удостоится похвалы от мирских людей, не способных понять его. Они начинают беспокоиться и пытаются противодействовать, видя, что нечто подобное происходит с кем-нибудь из «своих». Родные и друзья замечают изменения в речи, поведении, интересах уверовавшего и удивляются. Они не подозревают, что в душе человека действует Христос, дарующий ему духовную сладость, которая не сравнится ни с телесными наслаждениями, ни с другими удовольствиями мира.
– Не только это, брат мой. Человек, вошедший в радость Господа, должен объяснить всем испытывающим за него тревогу, что стремление к Сладчайшему Иисусу невыразимо словами. Это некое высшее духовное состояние, непонятное тем, кто подобных переживаний не испытал. Как ребенок, не знающий алфавита, не может читать, так не в состоянии постичь духовные вещи тот, кто не выучил алфавит духовной жизни.
– Так же, с таких же духовных опытов, начинают и монашествующие. Раз и навсегда отречься от мира решается только тот, кто переживает подобные опыты в высшей полноте. Монахи – высокочувствительные души, как и те христиане, которые вкусили плодов духовной жизни. Естественно, что вторым приходится отвлекаться на многочисленные обязанности и бесконечные житейские попечения.
– Добавлю кое-что еще, – говорит Старец. – Духовная жизнь, которой живет монах, не отличается от той, которой призван жить христианин в миру. Существует лишь внешнее различие. В сущности, стремятся к Сладчайшему Иисусу и те и другие, и следуют они по одному пути, определенному для всех Церковью. Но брат Панарет принес нам кофе. Давайте ненадолго прервемся.
Затем мы встаем и спускаемся в сад, чтобы полить помидоры и перец. Старец открывает кран и из шланга поливает грядки. Я стою поодаль и любуюсь его неподдельной умиротворенностью. Он радуется плодам земли и шепотом повторяет: «Слава Тебе, Боже». Начинаю благодарить Бога и я. Вся окружающая природа словно говорит со мной. Время течет тихо и насыщенно. Собираю свой ум в таинственный чертог сердца и произношу молитву в чувстве неизъяснимого торжества.
Поздно, после вечерни, мы возобновляем беседу, сидя на уже знакомом мне балконе. Старец произносит:
– Человек, жаждущий Бога и миновавший первую стадию духовной жизни, о которой мы говорили утром, вступает во вторую, уже свободный в душе от всякого земного вожделения. Отныне его единственное желание – верно хранить заповеди Бога. Им владеет священное
