яд, текут ночные думыВ бескровных венах высохших моих,
А мрачные мечты – как даль степная,
Где лишь порывы ветров ледяных.
Душа изранена, угаснет скоро
От хищных стрел, от роковых мечей;
Хочу я умереть – уйти навеки
Из мира злобных джиннов-палачей.
Кому свободно здесь, пусть остаётся…
А я уйду – покину гнусный ад.
Распутная земля! В твоих объятьях
Теперь лишь змеи жадные кишат!
Взлечу, стерев следы свои земные,
Исчезну в чистой, голубой дали, —
Там буду в небе реять одиноко,
Вас проклиная, изверги земли.
Уйду от вас, – но нет, не позабуду
Вовек моих проклятий и обид:
Пусть вдалеке, покой ваш нарушая,
Зловещий, хриплый голос мой звучит.
1917
В пустынях Туркестана
Что за свет там, заря? Что за огни?
К какому идёт мир порогу?
Почему не видны светлые дни?
Почему туманна дорога?
Над страной мусульман мрак распростёр
Крыла, поглотить её хочет.
Куда ни пойди – всюду тьмы костёр,
Пречёрны до жути здесь ночи…
Солнце, ты где? Где сияешь, луна?
Лучистые, где вы, рассветы?
Где ты, красивая чудо-страна?
Вопросы одни… нет ответов.
Где революции людям несут
Зарю долгожданной свободы?
Мир вверх тормашками перевёрнут,
Чтоб жили духовно народы?!
Где ты, духовная, сытая жизнь
В стране неразменного счастья?
Иль ты мираж, что в пустыне дрожит?
Хотел бы об этом узнать я!
Или на нас, чистых сердцем, табу
Наложено властною руцей?..
Здесь ночь, здесь не люди – рабов табун,
Пустыня вокруг – не укрыться!..
1918
Изгнанники неба
Каменных гор вековые громады,
наверно, расплавил бы этот луч —
Луч милосердья, в глазах её чистых
сиявший, как солнце сквозь полог туч.
Дочь неба, несчастных потомков Адама
всего лишь на миг пожалела она —
И вот в четырёх стенах подземелья
лежит повержена, обречена.
Раскинулись волосы чёрной тучей,
ручьями текут по сырой земле,
Шёлком одели ей грудь и плечи,
тенью лежат на скорбном челе.
В пыли потускнело прекрасное тело,
и только – лучистым звёздам сродни —
По-прежнему ярко глаза блистают, —
куда ж неподвижно взирают они?..
А сверху, сквозь щели чёрной решётки,
течёт в подземелье сиянье луны,
Как будто все взоры безмолвной ночи
на дивную узницу устремлены.
И кажется, в этой тиши бездонной
смолкли все звуки, все голоса, —
Весь мир взирает самозабвенно
в её таинственные глаза.
Она ведь сияющей дочерью неба —
звездой милосердной цвела
