всего этого, сеньор? – сурово спросил архиепископ, устремляя на генуэзца взгляд, который любого другого просителя живо заставил бы отказаться от всяких требований, но Колумба было не так-то легко смутить!
– Сеньор архиепископ! – с достоинством ответил он. – Этому предприятию я отдал восемнадцать лет жизни. Восемнадцать лет ни днем, ни ночью я не мог думать ни о чем другом. Истина с каждым днем представала передо мной все отчетливее и определеннее. И сегодня я чувствую внушенную мне свыше веру в успех и считаю себя орудием, избранным для свершения великих дел, которые не ограничатся одной экспедицией. Но для этих будущих свершений я должен обладать необходимыми средствами и высоким званием. Поэтому я не могу ничего изменить, ни в чем уступить или отступить хоть от одного из моих условий.
Хотя слова Колумба звучали убедительно, архиепископ решил, что разум несчастного мореплавателя, посвятившего столько времени одной навязчивой идее, окончательно помутился. Единственное, что его еще смущало, – это логичность и здравомыслие, с какими Колумб всегда, и даже сейчас, отстаивал справедливость своих географических теорий. Мореплавателю, конечно, трудно было убедить в своей правоте тех, кто считал его чудаком и мечтателем, однако доводы его поражали слушателей. И вместе с тем притязания генуэзца были настолько невероятны, что на какое-то мгновение архиепископ проникся к нему жалостью, впрочем довольно быстро уступившей место негодованию.
– Как вам все это нравится, благородные сеньоры? – вскричал он, обращаясь к нескольким членам совета, которые жадно схватили свиток и читали его все вместе. – Что вы скажете о скромных и умеренных требованиях сеньора Колумба, сего знаменитого мореплавателя, смутившего даже ученых мужей Саламанки? Не кажется ли вам, что наши государи могли бы их принять и на коленях благодарить за подобную милость?
– Прочтите их нам, сеньор архиепископ! – послышались со всех сторон голоса. – Мы тоже хотим знать, чего он просит!
– Я пропущу всякие маловажные условия – о них не стоит спорить, – начал архиепископ, разворачивая свиток. – Но вот два требования, которые, несомненно, понравятся нашим государям. Сеньор Колумб согласен удовольствоваться званием адмирала и вице-короля всех стран, которые ему посчастливится открыть. А что касается вознаграждения, то с него будет довольно одной десятой – да, да, дети мои! – всего одной десятой всех доходов и пошлин с открытых им стран, то, бишь, скромной доли святой церкви!
Всеобщий ропот неодобрения показал, что Колумб в мгновение ока лишился всяких симпатий.
– И это еще не все, благородные сеньоры и святые отцы! – с торжеством продолжал архиепископ, как только решил, что слушатели достаточно успокоились. – Это еще не все! Чтобы столь высокие титулы не отягощали наших монархов, великодушный генуэзец согласен впредь и навсегда оставить их за собой и за своими потомками. Словом, он согласен превратить королевство Катай в наследственную вотчину династии Колумбов,
