попасть внутрь церкви, но двери были надежно заколочены, а окна были слишком высоко. Порой, когда они сильно уставали за целый день, их веселая компания оставалась у Беаты дома. Они сидели в просторной гостиной за большим деревянным столом, пили чай с печеньем, рассказывали друг другу всякие истории, какие только могли вспомнить, играли в старую приставку или включали какую-нибудь кассету с фильмом и засыпали под неё в комнате для гостей. Выдавались очень теплые ночи, и они шли на озеро, брали с собой спички, сосиски, сыр, хлеб и всякие сладости, пледы и полотенца. Они устраивали ночные купания в прохладной чистой воде. Озеро находилось за деревней, им приходилось проходить мимо всех домов в самый конец и ещё минут пятнадцать-двадцать идти через поле до озера. Там они стелили покрывало и складывали пледы, затем собирали кору, всякие палочки и бревнышки и разжигали костер. Беата обожала жарить зефир и кусок черного хлеба с сыром. Хлеб поджаривался и превращался в теплый сухарь с хрустящей во рту корочкой, а сыр приятно обжигал язык и обволакивал хлеб словно одеяло. А зефир – ммм, вкус детства! Таит во рту, будто бы пробуешь на вкус облако, такое мягкое, нежное с привкусом гари, так как Беата всегда передерживала его на огне и сверху зефир сильно подгорал.
Они почти доехали до места. Марк обожал путешествовать с Беатой. Она всегда находила, чем заполнить дорожную пустоту, рассказывая истории из своей жизни, из спорта, истории своих родителей и об их путешествиях. Марк завороженно слушал её, впитывая каждое слово, и наблюдал за живыми эмоциями на её лице, за мимикой губ и глаз, за жестами рук, которыми она всегда размахивала в разные стороны, щелкала пальцами, когда что-то пыталась вспомнить или накручивала прядь рыжих волос на указательный палец правой руки. Он позволял ей ставить её музыку – джаз. Беата сходила с ума от пронзительных ярких голосов, живой музыки, экспрессии, настоящей силы, исходящей от этой уличной музыки. Джаз зародился на улице, его пронзительность, мощность, заряжающая энергией музыка, завораживали, попадали в самое сердце, и хотелось петь вместе с ними, хотелось выйти на улице и танцевать. Хотелось танцевать закрытыми глазами, танцевать под дождём, в наушниках, делая странные движения понятные только им. Джаз дарил чувство свободы и легкость на душе. Беата любила рассказывать о своем детстве, а он любил её слушать. И никто из них не понял, в какой момент они разучились друг друга слышать.
– Мы почти приехали,– он повернул руль вправо, и они съехали с асфальтной дороги вниз на неровную, ухабистую земляную дорогу сельской местности.
Проехав вперед, он остановился на перекрестке и заглушил мотор. Время близилось к полуночи. Она вышла из машины и с грацией лани спрыгнула на твердую землю. В машине продолжал играть волшебный заводной ритмичный джаз. Марк прибавил громкость. Беата посмотрела в его темные карие глаза, и он различил в её взгляде задорные огоньки, которые играли ярким пламенем. Она протянула свою руку и вот уже они
