на глаза волосы, прислушается – и нет никого кругом, все лес, один лес, и так тихо кругом, что слышно даже, как звенит где-то пчела, шмель гудит, а где-то далеко-далеко иволга свищет и дятел дупло долбит…
– Вишь, злой какой! – проговорит Юрица и идет дальше.
А чем дальше, тем лес гуще и непрогляднее. Вот уж и кустов нет, только и мелькают перед глазами одни стволы дубовые, толстые, кряковистые. А внизу – мох, зеленый-презеленый, так и хочется прилечь на него и поваляться на свободе. А солнце все больше и больше заглядывает в лес. Сначала все кругом было сумрачно, серовато, а теперь вон уже краешек белобокой березы так и блещет на солнце, а верхушка вон того кудреватого клена точно надвинула на себя ярко-золотистую шапку…
«Как тут хорошо!» – подумала Юрица и, сама не зная почему, остановилась и поглядела вверх.
– Ух, высоко-то как! – невольно воскликнула она. – Я тут ни разу не бывала. Ау! – вдруг крикнула она звонко и сама испугалась своего голоса, так он был громок и так он оглушил ее.
– Ау! – ответило ей эхо по направлению к поляне, где находилось жилье.
Юрице понравился этот глухой, не человеческий ответ, и она еще несколько раз крикнула «ау». Эхо столько же раз ответило ей своим «ау».
После этого Юрице показалось, что в лесу сделалось еще глуше.
Шла-шла Юрица и снова остановилась.
– Ах, я шалунья! Куда ж я иду? – упрекнула и спросила она самое себя.
В это время, как раз над ее головой, сначала крякнула, а потом закуковала кукушка.
Юрица вздрогнула.
– Вещунья! Зачем ты испугала меня? – крикнула Юрица, подняв голову по направлению, откуда послышалось «ку-ку».
Но уж кукушка перенеслась на другое дерево, дальше. Крикнула один раз и смолкла.
– Вот хорошо, спрошу у вещуньи, сколько мне лет на свете жить.
И Юрица, приложив обе руки ко рту, громко спросила:
– Кукушка! Кукушка! Сколько мне лет на свете жить?
Кукушка перелетела еще дальше, прокуковала один раз, да так жалобно, так тихо, и смолкла.
– Одно лето! Ах ты, вещунья! Ты неправду сказала! Я еще много, много лет проживу! Вот увидишь.
Хотя Юрица и проговорила так, однако ей от кукушкиной вести стало не легче. Сначала она вовсе не боялась лесной чащи, а тут вдруг ей сделалось в лесу жутко. Почудилось даже, будто ходит кто-то, стонет, охает, а из-за кустов очи чьи-то глядят. И Юрица, не оглядываясь, пустилась бежать, думая про себя:
«Ах, проклятая птица! Ах, проклятая! Одно лето!»
– Юрица! – вдруг остановил ее чей-то голос, когда она готова уже была выбежать на поляну, где было жилье.
Юрица оглянулась и остановилась.
Перед ней стоял Болемир.
– Куда ты бежишь, Юрица? – продолжал он, любовно глядя на нее. – Не от меня ли?
В голове девушки
