по кратчайшему пути к точно выбранному месту на скуле. Выбрасывая руку и доворачивая кулак пальцами книзу, Джиад уже знала, с каким звуком тот врежется в плоть. И что вода, скрадывающая силу движений, теперь сыграет на её стороне, не позволив сломать челюсть этому болвану. О, Малкавис, как же хорошо!
Мгновение растянулось, как падающая капля смолы, Джиад четким обратным движением отдернула руку, а в глазах Алестара только вспыхивали боль и недоумение. Недоумение!
– За что? – с трудом выговорил он побелевшими губами, медленно поднося и прижимая ладонь к распухающей щеке.
– Просто так. Потому что мне так захотелось. А теперь я прощу прощения. Очень прошу, от всей души. Действительно прошу прощения, понимаете? Ну как, сразу ведь перестало болеть?
Она слышала свой голос будто со стороны, певуче-ласковый, яростно-томный. И чувствовала себя натянутой тетивой, занесенным для удара клинком, готовясь – сама не знала к чему. Ударить еще раз? Отскочить, чтобы сдержаться? Бежать куда угодно?
Что-то изменилось в глубине смотрящих на неё глаз. Что-то дрогнуло. И сам принц открыл рот, но, не сказав ни слова, вдруг сорвался, оттолкнувшись хвостом, с постели. Взмыл над ней, развернулся и кинулся прочь из комнаты.
Джиад согнула колени, обхватила их руками, ткнулась лицом, чувствуя, как бьет тело дрожь. Если король решит, что она нарушила договор… Да плевать! Сколько же можно? Нет, она не будет просить ничего: ни земной еды, ни письма к Лилайну. Незачем лишний раз напоминать, что рядом есть близкий ей человек: побережье Аусдранга – это не далекая Аруба…
Но сожалеть о сделанном не получалось. Если рыжий решит пожаловаться – так тому и быть.
Сжавшись в комок, она просидела на постели не меньше получаса. А может, и дольше. Время то тянулось, то летело галопом, Джиад с трудом заставила себя дышать ставшей вдруг очень плотной и соленой водой. В клетке запищал малек, и только это немного привело в чувство. Подняв голову, она принудила себя встать и доплыть до клетки, откинуть задвижку.
Рыбеныш, словно боясь, что она передумает, вылетел из клетки, кинулся к столику, где, кроме тинкалы, стояли тарелки с какой-то едой. Сунул морду в одну, потом в другую, торопливо захватал куски.
Джиад вернулась на кровать, снова села, обняв колени, уставилась в стену, слишком уставшая даже для молитвы. И даже не вздрогнула, когда почти рядом на ложе опустился уже знакомый хвост.
– Прости, – через несколько десятков вдохов сказал Алестар.
Она молча пожала плечами, не в силах даже открыть рот. Да и зачем? Что-то объяснять, уговаривать, доказывать?
– Прости, – хмуро, но спокойно повторил Алестар. – Я понял, правда. Ты как?
– Ничего, – с трудом разжала губы она.
– Поешь хоть. И ложись спать. Хочешь – уплыву?
– Не надо.
Рыбеныш ткнулся в колени, попискивая, носом поддел ладонь, удивляясь, что его не чешут и не гладят. Пришлось гладить. С другой стороны протянулась
