style="font-size:15px;"> – Ты чей сын?
– Сын Нурислама.
– Значит, твоя мама Махибэдэр? Я знала её, когда была девушкой. А отец твой убился, я знаю… Сирота ты бедная…
Исхак впервые в жизни попробовал городскую шоколадную конфету. Однако ему мешали смеющиеся красивые глаза Сании. Как не смеяться – в больших штанах и рубахе подросток был похож на старого деда!..
Целых три дня потом Исхак не мог выйти из дома. Тело его покрылось волдырями, волдыри наполнились жёлтой жидкостью и лопнули. Пока он болел, к нему однажды зашли приятели, считавшие, что всё это была просто шутка и обижаться тут не на что. Но Исхак ощетинился, увидев их: он почти возненавидел своих бывших друзей, так зло посмеявшихся над ним. Ушёл за перегородку, не отвечая на уговоры и насмешки, а мальчишек скоро выгнала вернувшаяся с работы сестра. Так Исхак остался без друзей.
Но он не горевал. Выздоровев, побежал в Дубовый проулок к своим спасителям. Там его встретили приветливо.
Исхак и Сания с тех пор стали играть вместе. Конечно, Исхак завидовал так много повидавшей девочке: жила в какой-то далёкой таинственной Белоруссии, ехала по железной дороге, видела большие города, – их Исхак и представить не мог, – большие глубокие реки. Сам Исхак не то что железную дорогу, настоящего леса-то, который был в двадцати километрах от деревни, не видел. Другие мальчишки увязывались за отцами и старшими братьями в дальние поездки, Исхак самое далёкое ездил с матерью в Балтамак, на мельницу. Но вместе с завистью в его душе жило чувство гордости за Санию. Никто в деревне не повидал столько, сколько она, ни у одного мальчишки не было такого товарища!..
Начав ходить к Сание в дом, Исхак вдруг по-новому увидел себя. Он уже стыдился своих застиранных брюк с заплатами на коленях, выгоревшей на лопатках старой рубахи, босых ног. И потом мама и сёстры давно обещали купить ему тальянку с медными басами и двенадцатью белыми клавишами. Хорошо было бы поиграть на ней Сание!..
Но не успела мать купить ему тальянку и новые рубаху и брюки: Сания с Хаерлебанат уехали…
Знал, что они уедут, однако, когда пришёл к их домику с вновь заколоченными окнами, замком на двери и калиткой, завязанной обрывком кудели, пусто стало у него на душе, словно потерял что-то. Исхак даже сунул руку в карман, проверил, здесь ли ножичек с костяной ручкой и рогатка. Богатства его были на месте, а на сердце саднило, как от потери…
Пришла и прошла зима, наступила весна, а Исхак не забывал ни весёлых чёрных глаз Сании, ни подлой измены мальчишек с Верхнего конца. Простить им, снова подружиться с ними он так и не смог. Пережитое потрясение было слишком сильным и на всю жизнь сделало Исхака чувствительным к несправедливым обидам.
5
Хаерлебанат не забывала Куктау.
Ежегодно в самый разгар лета она приезжала навестить брошенное гнездо. Приезжала и жила месяц или полтора.
– И глянуть-то здесь не на что, в наших степных краях, – удивлялась она, разговаривая с соседями, –
