Может, налоги снизят… Буду масло, яйца продавать, без помощи тебя не оставлю, сынок! Сами на картошке перебедуем. Голова на плечах у тебя хорошая, учись! Не всё таким, как Салих Гильми, верх брать…
Это мушиное жужжание принесло-таки свои результаты. Исхак стал реже бывать в доме Банат, возможно, ещё и потому, что там ему тоже дали понять: постоянное его присутствие растравляет, бередит рану… Съездил в Казань, подал документы в сельскохозяйственный институт, его приняли. Когда наступила пора уезжать учиться, Исхак всё же, не выдержав, решил зайти к Хаерлебанат, попрощаться.
Когда он пришёл, Хаерлебанат мыла посуду после обеда. Исхак взглянул в тот угол, где обычно лежал на сакэ Нурулла.
– Вышел на завалинке посидеть, – сказала Хаерлебанат, поймав его взгляд. – Погреться на последнем солнышке…
Исхак вышел на зады. Нурулла сидел на завалинке, опёршись обеими руками на палку, подставив заходящему солнцу лицо. Заметив Исхака, он улыбнулся.
– Ну что, сынок? Удачно съездил?
– Можно сказать, удачно, – отвечал Исхак, усаживаясь рядом. – Поступил на агрономический факультет, Нурулла-абый.
– Молодчага, молодчага, – покивал добродушно Нурулла. – Хвалю!
– Да не за что особенно хвалить, – усмехнулся Исхак. – Конкурс был маленький. В другие институты поступить трудней. Не идёт в сельское хозяйство молодёжь.
– То-то и оно, – кивнул Нурулла. – За то и хвалю, что ты пошёл.
– Боялся я… Русский плохо знаю.
Нурулла поднялся, допрыгал на своей деревяшке до зарослей чертополоха, заполонивших всё видимое вокруг пространство, с силой ударил по ярко-красным тугим головкам палкой.
– Видишь?… Вот чего никто не боится! А ведь тут до войны поля всё были, хлеб рос, картошка… Осень ведь, сынок! Раньше глядишь отсюда: жёлтая стерня на полях и скирды, копны выстроились, как шеренги солдат… Во дворах пшеницу, рожь молотят, в клетях свежее душистое зерно лежит, как золото… Окна закрывать не хочется: хлебом пахнет… Подводы скрипят – зерно на мельницу везут… А сейчас? Тишина, сыростью пахнет да пылью от чертополоха этого… – Он запрыгал по поляне, сбивая палкой головки чертополоха, яростно сверкая единственным глазом. – Эх, Исхак… Не будь я калека… Зубами бы грыз этот чертополох, чтобы вернуть поля людям! Море пшеницы нужно, чтобы накормить досыта людей, так они в войну наголодались… Нежность к земле нужна, чтобы она снова хлеб рожать стала… Трактора, люди нужны, перепахать всё это. Знания… Молодец, сынок, что хочешь агрономом быть. Самая нужная теперь профессия… Когда уезжаешь?
– Завтра, Нурулла-абый, завтра. – Исхак поднялся, чтобы идти домой, но Нурулла удержал его, повёл в избу.
– Мать, – сказал он Хаерлебанат. – Вроде ты сватов проведать собиралась? Что они не заглядывают?
– На работе, наверное… – отвечала Хаерлебанат, с тревогой глядя на мужа.
– Ну
