Однако, когда осенью Исхак забрёл сюда, разыскивая корову, он увидел на том месте, где он оставил свой дар, ростки проса. Значит, касатки не приняли пищи от врага…
Исхак шагнул к берегу и чуть не вскрикнул. На берегу, свесив ноги, сидела юная девушка. Она, видно, давно заметила приближавшегося Исхака, поэтому не испугалась, а, заслонившись ладонями от света, спокойно спросила:
– Потеряли что-нибудь, Исхак-абый?
– Потерял?… – растерянно переспросил Исхак и пошутил: – Юность потерял…
И подумал: «Это она пела, тот же голос…»
Девушка засмеялась.
– Я слышала эту притчу. Банат-апа рассказывала. Так ведь это дряхлый старик, выживший из ума, говорил…
– Вы знакомы с Банат-апа? – спросил Исхак. – Это она вас той песне научила?
– Она… – девушка почему-то вздохнула. – Мы живём недалеко, тоже на Дубовом проулке. Я дочь Яруллы, часто к Банат-апа захожу. Помочь немного… А она рассказывает. Песням учит. Молодёжи-то нет.
– Вы дочь Яруллы-абзый? Я знал его…
Исхак опустился рядом с девушкой, почему-то радуясь и удивляясь этой неожиданной встрече.
– Знали? – девушка обрадованно хмыкнула. – А я только на фотографии отца видела. Смутный такой снимок… В поле, во время сева снимали.
– А что Вы тут делаете одна? – Исхак оглянулся по сторонам, решив, что вспугнул парочку.
– Считаю молнии, – девушка улыбнулась. – За пять минут девяносто раз сверкнула. Удивительно: будто седьмое небо открывается… Вы любите молнии ночью?
– Как-то не задумывался об этом, – опешив, ответил Исхак.
– Тогда вы не знаете, что такое настоящее одиночество, – сказала девушка негромко. – Когда душевные силы не уходят на болтовню с подругами, на общение со сверстниками, то начинаешь постигать, как прекрасны грозовые ночи, буран… Закаты… Восходы…
«Аллах, сколько же ей лет? – удивился Исхак. – Говорит как мудрец…»
– Потушите фонарь, – попросила девушка. – Глаза слепит.
– Верно, я заговорился с Вами и забыл… – Исхак щёлкнул кнопкой, снова их обступила тишина, темнота и близкие вспышки молний. – Вы тут одна? Почему?
– Я ведь одна в деревне.
Исхак не понял, что девушка хотела сказать. При свете молнии он разглядел пухлые губы, широкие чёрные брови и коротко стриженные вьющиеся волосы.
– Хотел на гулянье попасть, да вот не повезло. Гроза разогнала молодёжь.
– Какая молодёжь! – усмехнулась девушка. – У нас всегда тихо, гуляний не бывает. Во время войны дети не родились… Я в сорок третьем родилась, отец раненый приезжал на побывку… Сколько лишней тишины вместе со мной народилось!..
Исхак вдруг ясно вспомнил большеротого, с пшеничными усами, высокого мужчину, с рукой в белом гипсе, висевшей на марлевой запачканной повязке… Кажется, его убили уже после окончания войны, где-то в Чехословакии…
