Исхак-абый? – неловко усмехнувшись, спросила девушка.
– Я знал Санию, – Исхак замолчал, больше ничего не добавив.
Молчала и девушка.
Может, Банат-апа рассказывала молоденькой Сании о дружбе своей дочки с парнем, который теперь живёт в городе? Иначе откуда бы девушке знать его имя?
– Мне рассказывали о вас… – как бы подтверждая его мысли, сказала Сания. – Вы странный человек…
По листьям ивняка зашелестел дождь. Сания поднялась:
– Идёмте… Сильный, видно, будет.
Они пошли к деревне. Исхак по-прежнему держал девушку за пальцы, та их не отнимала. Было ему словно бы веселее и легче, оттого что какой-то славный, непохожий на других юный человечек посвящён в его горе, его тайну. И молчит деликатно и сочувственно, не бередя рану, но и не оставляя его одного. Он не хотел ничего загадывать, ему было хорошо…
На Дубовом проулке они попрощались.
– Вы когда уезжаете, Исхак-абый? – спросила девушка.
– Не знаю… Я увижу вас завтра?
– Если хотите… Приходите на то же место, вечером. Днём я в колхозе работаю.
Исхак ещё раз пожал согревшиеся в его ладони пальчики и быстро зашагал к дому Зулейхи.
Из кухонного окна падала в черноту двора коротенькая полоска света. Исхак раскаянно подумал, что вот за полночь, а мать не спит, поджидая его. Он рванул дверь в избу. Мать сидела на сакэ, подперев подбородок руками, и даже не обернулась, когда он вошёл.
– Мама… Почему не спишь?
Махибэдэр медленно выпрямилась. Исхак, как в детстве, сел на корточки на пол, опёршись спиной о печку. Улыбаясь, смотрел матери в лицо.
– Материнский сон дети уносят…
Махибэдэр покачала головой и, не отвечая на улыбку сына, смотрела на него серьёзно и задумчиво.
– Вот я принёс его, мама! Давай спать. Я тоже спать хочу!
– Сынок! – сказала вдруг Махибэдэр с отчаянием. – Я решила, прошу тебя, уедем отсюда! Если не хочешь, чтобы я у тебя жила, у сестры твоей буду жить… Измучилась я одна. Нет терпения вековать одинокой совой!
– Ты хочешь уехать, мама?
– Сердце моё не может видеть, как ты мечешься… Опять у Банат сидел?
– Нет. Я к ней не заходил сегодня.
– Всё равно… Отвык ты, видно, от Куктау… Ну, значит, Аллах так хотел!
Исхак поднялся.
– Дай мне ещё один день, мама, – сказал он. – Долго ждала, подожди ещё день.
Махибэдэр ничего не ответила. Исхак, пожелав матери спокойной ночи, вышел в сени. Напившись воды из ведра, ощупью прошёл в чулан, бросился на постель.
По крыше шелестел дождь.
Исхак проснулся рано. Зулейха-апа доила корову в хлеву, слышно было, как бьют о стенки подойника звонкие струйки, как жуёт жвачку корова и Зулейха-апа покрикивает на неё, чтобы стояла спокойно. Исхак поёжился от утренней сырости
