в армию обильно цитируются и в сводках Особых отделов ОГПУ: «Советская власть есть бич народа, я бы предложил вам, красноармейцам, поднять вопрос на собрании о том, чтобы не морили людей голодом и не издевались над народом…»; «Сообщи своим командирам, что они совершенно забыли о крестьянстве. Все красноармейцы – крестьяне, и если крестьянство пойдет против соввласти, то и армия пойдет против нее…»; «Если бы была война, все красноармейцы повернут штыки в обратную сторону…», «Соввласть будет существовать только до первой войны…».
Стоит ли удивляться, что нарком Ворошилов, вовсе не выступая против «генеральной линии партии» на ускоренную индустриализацию и тотальную коллективизацию, не горел желанием вовлекать во все это армию. Владея информацией о моральном духе красноармейцев (особенно из территориальных частей), Ворошилов четко осознавал: стоит только привлечь РККА к борьбе с народом, это повлечет за собой, по выражению Тарховой, «дестабилизацию армейских рядов».
Любая эскалация антикрестьянской активности тут же отражалась и на армии, и на призывниках. И, как справедливо полагали «аналитики» из Реввоенсовета и Политупра, все это запросто могло спровоцировать взрыв, подобный Кронштадтскому мятежу, а то и еще круче. Оружия, как уже сказано, в стране гуляло предостаточно, винтовок и револьверов тогда только на селе изымали умопомрачительное количество: каждая деревня запросто могла вооружить от роты до батальона, только вот патронов там, увы, было маловато.
Еще, с точки зрения военных, привлечение армии к карательным операциям подрывало ее боеспособность, отрывало от боевой учебы, да еще в самый разгар опасений, что вот-вот начнется иностранная военная интервенция. Которой тогда, по сути, просто нечего было противопоставить – Красная армия конца 1920-х – начала 1930-х годов была фатально небоеспособна. В Кремле не сомневались: разразись сейчас настоящая война, в тылу несомненно полыхнет пламя крестьянских мятежей, подавить которые одни лишь войска ОГПУ были не в состоянии. А собственно армия, крестьянская по сути, удара на фронте точно не выдержит, зато охотно поднимет на штыки своих командиров, протянув руку мятежному селу, как это уже не раз случалось в нашей истории. И тогда от советской власти остались бы кровавые клочки большевиков, развешанные по деревьям, кустам и фонарям.
Разумеется, свою позицию за пределами узкого круга подельников по Политбюро Ворошилов никогда публично не озвучивал. Однако же народ, как известно, сер, но мудр. Приметив очевидное – нежелание втягивать армию в «классовую борьбу» в деревне, на селе тут же пошли гулять слухи: то ли Ворошилов в Сталина стрелял – ранил или убил его, то ли, наоборот, Сталин ранил Ворошилова. Показателен сам образ Ворошилова, стреляющего в Сталина: село все еще видело в Красной армии свою заступницу, отчаянно надеясь на ее помощь.
И дабы некому было протягивать эту руку, ОГПУ приступило к операции по изъятию «опасного элемента» из села
