ажигался. Из-за шторма мы смогли отправиться к острову только через десять дней. «Герперус», корабль, который меня сюда доставил, всё время находится в поле зрения. За мной от туда наблюдают. Если пойдёт, что-то неладное, по меня приплывут на лодке. На пирсе с западной стороны острова, куда я и причалил, сломана металлическая ограда, не добрый знак. Ещё хуже, что меня не вышел никто встречать.
Добравшись до маяка, обнаружил плотно закрытую дверь башни. Когда её отворил с крыши маяка сорвались три большие чёрные птицы.
Я позвал троих смотрителей по очереди. Ни один из них не ответил. Внутри был порядок. Постели заправлены, посуда чистая, единственное, что бросалось в глаза, лежащий табурет на полу кухни. На верху обнаружил, что для зажжения маяка всё готово. Фитили обрезаны и даже масло разлито по чашам.
Уже начало смеркаться, и я приступил к прямым обязанностям смотрителя маяка. Когда маяк зажег, спустился вниз и заправил лампу. С ней вышел к пирсу. Морзянкой передал сообщение, что никого не нашел, со мной всё в порядке и чтобы с восходом выслали поисковую бригаду.
Вернувшись назад, я поел и принялся искать вахтенный журнал. На положенном месте его не обнаружил. Ещё один тревожный звоночек. Этот документ никто не должен убирать.
Около часа потребовалось мне, чтобы разыскать журнал. Он был в наволочке подушки Томаса Маршала.
Последние записи были сделаны им. То, что я там прочёл, одновременно озадачило и ужаснуло меня.
Я решил переписать себе эти записи:
«12 декабря. День. Сильный северо-западный ветер. Море яростно хлещет. Таких суровых ветров я прежде никогда не видел за двадцать лет работы
12 декабря. Полночь. По-прежнему бушует шторм. Невозможно выйти наружу. Проходящее судно, не услышав туманного горна, приблизилось к маяку так близко, что можно разглядеть огни кают. Дукат очень тих. Макартур плачет.
13 декабря. Полдень. Шторм бушевал на протяжении всей ночи. Серый дневной свет. Все молимся
14 декабря. Нет выхода.
15 декабря. Шторм закончился. Море спокойно. Бог над нами».
Больше всего, меня озадачило само упоминание шторма двенадцатого декабря. В этом месте его просто не было. Судна, проходящие мимо, по сообщениям которых мы и узнали о неработающем маяке, не упоминали о непогоде. А учитывая, что описывался довольно мощный шторм, не сообщить о нём просто не могли.
Да и сам характер записей удручал. Всех троих смотрителей я хорошо знал Джеймс Дукат, Дональд Макартур и Томаса Маршала, которого я оставил старшим. Эти ребята с хорошей подготовкой. Каждый отслужил смотрителем больше десяти лет. Джеймс и Дональд моряки не в одном поколении. Они переживали штормы посреди океана. Не могу представить этих прожженных моряков плачущими из-за непогоды.
Ну и молитвы. Всю тройку я подбирал лично для себя. Был у меня неприятный случай, после которого зарёкся работать на отдалённых объектах с религиозными фанатиками. Никто из этой вахты не был таковым.
Не могу уснуть. После прочитанного, стало как-то жутко и сон не идёт. Долго сижу на кухне ем и перечитываю эти записи.
За окном поднялся ветер, его завывания забивают остальные звуки.
Среди этого шума я отчётливо услышал голос:
– Мур, Мур! Джозеф, где ты?
Сердце моё бешено забилось. Провалится мне на этом месте это же Маршал. Я резко встал. Табурет от этого движения упал. В точности как я его увидел по прибытию.
Голос не умолкал. Я взял лампу и открыл дверь. Теперь голос не очень походил на Томаса, возможно из-за ветра. Я всё же его окликнул.
– Томас это ты?
– Нет, Джозеф, я Кристофер.
– Иди на свет лампы, дорожка без камней.
Кристофер Доусон, служил на «Герперусе». Он решил составить мне компанию. Я рассказал об увиденном. Никаких теорий мы не выдвигали. Сошлись на том, что это всё, довольно странно.
С приходом Кристофера, угнетённое состояние пропало. Мы решили, что нужно выспаться. Я лёг на свою кровать, а Доусон на кровать Макартура.
День второй
Я проснулся едва начало рассветать. Доусона разбудил, когда увидел, что на корабле готовят шлюпку. Шлюпка Кристофера качалась на волнах у пристани. К тому времени как отряд из «Герпеуса» добрался к нам, мы уже успели перекусить.
Остров не большой. Семьсот тридцать на четыреста шестьдесят метров. Эйлин-мор весь хорошо просматривался. Практически нет растительности, немного травы и камни. Кристофер остался на верху башни, чтобы контролировать всех членов отряда. Я и ещё шестеро мужчин разбили остров на квадраты
