Чтобы точно не спасли.
Так вот и жила себе стальная дорога, хранимая болью, страхом и правосудием, стоящим на неотвратимости наказания. Жестоко, но справедливо.
Потому сейчас они могли не еле-еле катиться, метров по пять в минуту, а почти нестись, около десяти километров, не меньше. Солидно…
Что-по поменялось. Неуловимо, ощущаемое лишь постоянно напряженной интуицией. Скорость не упала. Ветер так же нес снег. Небо еле виднелось вверху. Костыль сопел через респиратор. Скрипел и звонко стучал старый металл тележки. Но что-то ощутимо поменялось. Стоп…
Снег остался позади. Снег растекался поверху, мягко обволакивая неровный полукруг над их головами. Пропадал в темноте, набрасывал черную непроглядную вуаль. Снег уходил в стороны… Что за?!
Кх… кх… кх…
Грудничок кашлял. Редко, чаще, не переставая. Пят'ак!
Костыль что-то заурчал, навалился сильнее. Ну да, давай попробуем хотя бы так.
Раз-раз-раз… До «два» дело не доходило, дрезина скользила вперед, как на крыльях. Азамат даже удивился. Не смахивал Костыль на доброго человека. Их спас, только чтобы на тележке этой удрать. А тетка? Чего ради он так убивается, пар вон так и прет, не сдуваемый ветром?
Дрезина перла в странной воздушной кишке. Сюда не пролезали вихри, бушующие где-то за невидимой преградой. Снег, размазываемый ими, собирался в невесомые сугробчики вдали, под деревьями. А они неслись через кусок умершей земли, решившей убивать всех, забредающих на него. Ребенок кашлял. Металл скрипел. Баба начала подвывать, ощутимо слышимая через свой и чужие слои резины, кожи и металла.
– Нафмем! – Костыль хрипел неразборчиво, явно стараясь дышать через раз. Подвела его собственная защитная конструкция. Значит, не катался он здесь раньше и пешком не мерил километры. Просто знал… знал… откуда-то… Так же, как и Азамат. В прошлый раз караван, шедший от Отрадного, пронесся мимо села по остаткам автотрассы. Туда эта погибель точно не дотягивалась. И все казалось байками да трепом у костра. А обернулось правдой.
Нажмем, значит? Азамат поднажал еще. Плечи, руки, ноги, спина гудели и орали болью. Терпи, братишка, не впервой. Терпи.
Кхкхкхкх… Грудник не замолкал. Его мать выла. Даша съежилась, сжалась почти на самом дне, совсем не напоминая саму себя у Отрадного. Тогда Азамат ее боялся… Сейчас опасался за нее. Пят'ак, поднажмем! Хорошо, за старлея переживать так сильно не стоит… Уколова зажимала противогаз у самой шеи и, совершенно невозможно, смотрела на Азамата дико испуганными глазами.
Кх…
Азамат кашлянул. В груди, царапая сотней кривых заноз и крючков, расползалось ледяное пламя.
Кх… кх…
Кашель рвал грудь, мешал качать рычаг, мешал думать о чем-то…
Кх… кх… кх…
Пот сыпал по спине ливнем. После новых рывков и собачьего гавкания из груди стекла маски потели все сильнее.
Кх… кх… кх…
Алое застилало
