по столу. – Я говорю, что гнилой!
– А-а-а, это да, есть от него запашок подозрительный.
– Ну вот! Явился, видишь ли, ирти… иртифакт искать, а сам вокруг Аленки круги наворачивает.
– Да не найдет, – качнул головой начальник, – нету его во дворце.
– А ты почем знаешь?
– Так листок их… ик… ихний… направление не указывает.
– На арти… артэ-фахт?
– Ну так. Раньше всегда показывал, где он. При-маг-ни-чи-вал-ся. А потом – бац, и все, перестал. Исчез, стало быть, артефакт. А как тут не исчезнуть, когда столько народу по дворцу шляется? Понаехали, все покои забили. А нам следи за каждым. Как за всеми уследить, особенно если сокровище свое они каждый день таскали показывать? Накануне вот всяким просильцам лично предсказания вещал. А в день исчезновения к послам носили, но тем просто шар посмотреть дали, самого-то не призывали. А вечером принцессе блажь в голову стукнула. Глядят, а нет ничего. Вот и подняли шум. Из «Звездного агентства» прискакали, потыкались, потыкались, про награду и наказание узнали и сдулись. Король тогда осерчал, сказал, чтобы лучших из лучших звали и чтобы без права выбора.
– Эх, – я вздохнула, – а с покоями что?
– А что с ними?
– В моих кто жил?
– А кто там только не жил. Даже мужиков селили! Некуда было, столько понаперло. Их в женское крыло запихнули, а баб выше, чуть ли не на чердак. Их поменьше тогда здесь шастало. Больше те шлялись, которые разнюхивали, как артефакт обратить. Нам король строгий наказ дал молчать, чтобы ни-ни, никому ни слова. Про артефакт этот и про обращение.
– А как его обращать? – Я подперла голову рукой, чтобы не упала в тарелку с салатом, и сильнее скосила глаза на начальника.
– Да как! Волшебный же ж… ик… чтоб его… Целовать, значит… ик… надо.
– Целовать?
– А то! Чтоб в мужика превратился. Хотя я бы в жизни не подумал, – охранник пошленько захихикал, – это как артефакт в мужика одним поцелуем превратить? Там, кажись, не в поцелуях-то дело. Мужчину мужчиной женщина делает, а иначе не-э-э-э-т… Но о том сам артефакт рассказал, когда король спросил. Хотя… может, соврал. Поглядел на принцессу, запнулся и выдал про поцелуй. Я бы тоже запнулся, когда так глядят, что прямо счас схарчат вместе с листиком.
– А когда целовать надо? – не отставала я от разговорчивого начальника.
– В ночь полнолуния, успеть нужно до рассвета. А то на рассвете – тюх, и нет его.
– Как нет?
– Испарится. Улетит на свободу, и все, нет у вас артефакта-предсказателя.
До покоев меня нес, взвалив на плечи, Фомка. Затащив в женское крыло и доперев до моей комнаты, напарник внес меня внутрь и уронил на кровать со словами: «Отдыхай! И чтобы ни-ни!»
Развернувшись, Фомка с чувством выполненного долга проследовал прочь, громко хлопнул дверью и едва не снес что-то в коридоре. Вслед за грохотом послышался недовольный голос дворцовой экономки, которая вздумала прочитать Фоме проповедь. Последовавший вскрик
