могли бы показаться тревожно человекоподобными. Но случайного следопыта не было и в помине, поэтому тварь, облюбовав для себя местечко, пробила передней лапкой истончившуюся снежную корку и принялась самозабвенно копать, приминая задними лапами растущую снежную горку.
Случайный наблюдатель, обладай он отменным слухом, мог бы также услышать приглушённое чавканье, которым ознаменовался конец работ существа. Но наблюдателя, опять же, не было, потому тварь спокойно вылезла из выкопанной норы, чтобы доесть свой обед в более комфортных условиях. Когда существо поднимало голову от своей трапезы, раздувая ноздри, ветер шевелил измазанный красным пух на его морде.
Создание ещё пировало, когда увесистый ледяной ком просвистел рядом с его ухом.
Издав отчаянный не то свист, не то визг, гипертрофированный суслик на четвереньках метнулся к логову, выронив остатки своего обеда. Мгновение – и грязная меховая тушка просочилась между камнями, будто её и не было.
– Видал, как я ему прямо в башку зафигачил?
– Врёшь ты всё, болванка криворукая. Я видел, как ты промазал.
Громогласная перепалка закончилась приглушёнными звуками обоюдно даваемых тумаков, и из-за сугроба выбрались двое созданий несколько менее диковинных, чем согнанный минуту назад с хлебного места суслик.
– Заткнись, Баэль, – примирительно сказал швырятель камней своему критичному спутнику. И, повернувшись к расселине, где скрылся «двортерьер», пробормотал, погрозив кулаком: – У-у, деградун поганый.
– Мы его ещё выкурим оттудова, – заверил Баэль, подходя ближе к валявшимся на снегу остаткам трапезы деградуна. – Глянь, Ури, он мыша недожрал.
– Здоровски, – прокомментировал эту новость неудачливый охотник на крупных сусликов, пиная уже начавшую коченеть на морозе половину тушки.
Оба аэлва задумчиво воззрились на то, что осталось от древнего путепровода, между блоков рухнувшего пролёта которого скрылся деградун. Зауриэль снял шапку, проведя рукой по влажным волосам, Баэль, помедлив, последовал его примеру. Юные аэлвы были похожи друг на друга, как братья, – острыми скулами, растрёпанными неровно обкромсанными шевелюрами грязно-белого цвета и оттопыренными ушами, острые кончики которых вышеупомянутая причёска закрыть не могла. Предав сугробу почившего мыша, они улеглись на снегу так, чтобы были видны расселины между камнями, откуда могла вылезти тварь.
Баэль задумчиво грыз сосульку, которая до этого росла себе который день на торчавшей из-под земли кривой балке (Зауриэль авторитетно заявил, что «раз полмыша было немутированным, значить, водичку здеся можно дуть и без кипячения, и без радионуклидной нейтрализации») и изредка бросал тревожные взгляды на лежавшую перед ним рацию. Рация была тяжеленной, неубиваемой и древней. Но сейчас она молчала, что было
