лицо нашего отца, особенно в выступающих скулах и глазах, чуть более узких, чем у большинства москвичей. Кроме того, у Кирилла были незаметные уши, которые скрывались под волосами цвета гретого навоза, и небольшие брови, совсем черные, доставшиеся ему от нашей матушки. Таковые я видел после только у Рома в Вийене, да теперь похожие есть у московских цыган.
Была у него, как я уже поминал, борода, причем обширная, на большую часть лица, покрывавшая его, словно вода земной шар, во всех направлениях.
Отдельно же хочется описать и шароваровский нос!
XII
Носы в нашей семье отменные – как по отцовской родословной, так и по матушкиной.
XIII
– Будет новый Царь! – сказал мне Кирилл, и глаза его загорелись самым невероятным образом, то есть настолько ярко, что недостаточно и одного описания его лица, которое я уже начал и к которому еще вернусь. Чтобы разглядеть этот огонь, нужно еще было и знать Кирилла, знать его хорошо, потому что после процессии, и его восторга, и моего тихого лежания было еще множество раз такое, что Кирилл прибегал ко мне с горящим взглядом и новостями, которые он приносил так, как только он и умел.
Когда мне было два года, а Кириллу уже шестнадцать, он вбежал в мою комнатку с тем же взором и даже более выпученными глазами – он видел на площади казнь, и даже труп, и по этой причине и выпучил глаза, потому что хотел из большой любви передать и мне увиденное, а говорить от восторга уже и совсем не мог. Впоследствии мне тоже довелось видеть казнь, и оказалось, что глаза у повешенного выпучиваются именно тем образом, который и показывал мне мой брат.
На мое шестилетие, когда Кириллу уже было двадцать лет и он приезжал иногда домой с учебы, случилось еще событие – и потом еще другое, и другое, и таких событий всегда было множество, и каждый раз я узнал о них вовремя, потому что ко мне в комнату, а потом в класс, а после и в кабинет, всегда врывался Кирилл с горящим взглядом.
XIV
– Будет новый Царь! – сказал мне Кирилл, и теперь уже Читателю должно быть понятно, как именно выпучились его глаза, словно у повешенного, и какой огонь в них полыхал, и как сильно, и как выплескивался из глазниц, да так, что Кириллу пришлось руками прикрывать мои простыни, чтобы и они не загорелись.
Следом вбежал наш отец с возгласом: «Новый Царь, Евгениус!»
Здесь необходимо пояснить, что отец мой был всегда человеком необычным, и порою любил причудливые вещи, но ничто не радовало его сердце так, как перемена в обители г-на Власти. О, как он радовался, когда Федор Алексеевич объявил, что более не будет величаться Царем, а станет Императором!
– Именно! – мой отец полыхал ярче, чем Соловьевская колокольня.
– Только новое, только главное! – и иногда возбуждался так, что бил посуду об кухонный пол и потом спал долго.
XV
– Будет
