ые нукеры в прочных пластинчатых латах и легковооруженные лучники боевого охранения продвигались крайне осторожно. Молча. Почти беззвучно. Не снимая доспехов и не убирая рук с оружия. Как и подобает опытным воинам, волею судьбы заброшенным на чужую территорию. На территорию врага.
Отряд вел молодой суетливый паренек с глуповатым лицом. Этот на кочевника похож не был. И вооружение проводник имел плохонькое: звериные шкуры, да неказистый лук, не идущий ни в какое сравнение с мощным метательным оружием степняков. Замыкал процессию насупленный азиат – древний, седой, сухонький, но достаточно крепкий еще старик. Бездоспешный и безоружный, если не считать обоюдоострой – с двумя широкими наконечниками – палки поперек седла.
До сих пор степные воины благополучно избегали встреч с редкими сторожевыми разъездами польских панов и дозорами тевтонских рыцарей. Звери, коих в этих краях водилось видимо-невидимо, тоже их не беспокоили. Даже самые голодные и опасные хищники предпочитали выслеживать добычу подоступнее и пока обходили вооруженных людей стороной.
А вот снег доводил до бешенства. Снег был всюду. Глубокий непролазный – под копытами. Нависающий тяжелыми белыми шапками – на еловых лапах. А еще снег без конца падал и падал сверху. Валил густыми хлопьями, забивался под одежду, таял, студил…
В северных краях морозный снежный хвост всегда тянется за уходящей зимой особенно долго. Но в этом году весна, похоже, и вовсе позабыла сюда дорогу. Конечно, слякотная распутица была бы ничуть не лучше непролазных сугробов. Да вот только сейчас об этом как-то не думалось.
Замерзшие, злые воины прятали лица под остроконечными шлемами, отороченными сопревшим мехом. Отсыревшие тетивы пришлось снять с луков, колчаны и саадаки – закрыть наглухо. А без привычного дальнобойного оружия кочевники чувствовали себя неуверенно. Впрочем, лес – не бескрайняя степь: здесь от тугих монгольских луков и длинных стрел все равно проку мало.
Рукояти сабель и палиц скользили во влажных ладонях. Ремни снятых со спин и седел щитов натирали руки. Уныло свисали с копий отяжелевшие бунчуки. Выносливые, привычные ко всему боевые кони брели понуро, без энтузиазма. Даже запасные – загонные – лошадки, которых всадники вели в поводу, выглядели донельзя уставшими. Оно и понятно: слишком часто животные проваливались в сугробы по самое брюхо. Привязанные к седлам носилки со стонущими ранеными, то и дело скользили по рыхлым пуховым перинам.
Утешение было только одно: скоро… скоро все это закончится. Скоро можно будет укрыться от снега под надежной крышей и отогреться у огня. В неприютной глухомани чужих земель, вдали от торговых и военных путей, было надежное убежище. Единственное место во всей Куявии и, пожалуй, во всей Польше, где пришлым кочевникам будут рады. И до заветного убежища этого осталось ехать совсем ничего.
Лучник, следовавший подле проводника, вдруг натянул поводья. Взмах руки… Жест тревожный и обнадеживающий одновременно. Что? Враг или друг? Бой и смерть среди холодных сугробов или конец пути и долгожданный отдых?
Отряд остановился. Воины мгновенно изготовились к бою. Сталь – из ножен. Повод – подобран. Щит приподнят. Так надо. Если хочешь выжить в неприветливом чужом краю, только так и надо. Пусть даже друг и союзник, готовый прийти на помощь – где-то рядом. Кочевники хорошо усвоили законы войны. И о том, что самые верные союзники не всегда вовремя поспевают на выручку, они знали тоже.
К дозорному стрелку и проводнику приблизился еще один всадник. Не просто надежные, но и богатые доспехи, а также изукрашенные дорогими каменьями сабельные ножны выделяли его среди других степняков. И еще лицо, жестоко изуродованное лезвием секиры. Боевой топор стесал кожу с виска и левой скулы. Рана – свежая, едва затянулась. От жуткого шрама, что останется после нее, уже вовек не избавиться.
Шрамолицый не обменялся с лучником ни единым словом. Зачем? Лишний раз нарушать тишину и задавать вопросы не было нужды. И так все ясно. И так все видно.
Лес кончился.
Они пришли.
Перед ними раскинулась заснеженная равнина. Широкое, расчищенное от деревьев пространство на берегу Вислы. Гладкая пустошь без вязких лесных сугробов, покрытая надежным крепким настом. Скакать по такой – одно удовольствие. Когда-то тут были пашни и крестьянские домишки. Теперь царило безлюдье. Лес вновь предъявлял претензии на некогда отвоеванную у него землю. Небольшие островки кустарника и молоденькие деревца видны повсюду. Пока, впрочем, еще слишком слабые, чтобы помешать обзору.
Вдали, в самом центре равнины, поднимался пологий холм. Вроде тех погребальных курганов, что в изобилии встречаются в степи, только побольше, посолиднее, с каменистым основанием и склонами. На вершине холма, словно прильнув к скальной породе, проступающей кое-где из обледеневшего грунта, возвышается замок. Не большой, не особенно высокий, но приступом брать такую крепость тяжко. Было тяжко… Когда-то, а теперь…
Сработала
