обреченно, и Настя, задетая этой горечью, сказала горячо:
– Нет, Маша, ты не должна так думать. Маленький он еще, Пашка, молодой, в молодости своей категоричный…
– Он-то молодой, Настя, да я-то не молодая, чтобы не понимать, что каждый поступок – к тебе же возвращается. Что все, сотворенное тобой, – приводит к последствиям. Это я жизнь без любви прожила и ребенку своему эту жизнь показала, – что уж тут оправдания себе искать…
– Да нет, Маша, ты не должна так думать, – опять горячо сказала Настя. – Как это ты без любви жила? Ты – да без любви? – Настя произнесла эту фразу как что-то невозможное. – Да кто же тогда с любовью, если ты – без любви?! Ты же любила, Маша. И Сашеньку ты своего любила, и Коленьку, и Пашку – ты же всегда его любила! А то, что у вас с Петенькой отношения ровные, спокойные, – так что же в этом плохого? Что, лучше, что ли, как у Люси, где любовь – как постоянная угроза взрыва?..
Настя замолчала, не зная, что еще сказать, как успокоить Машу. Но та только рукой махнула да улыбнулась грустно:
– Ладно, Настя, не надо меня успокаивать. Все нормально. Все есть так, как есть. И Пашка… – она погрустнела как-то и замолчала на несколько секунд, – он действительно молодой еще. И, видит Бог, я надеюсь, что любовь его настигнет. Встретится он с ней – не может не встретиться. Все мы с ней встречались…
Маша, сказав это, опять погрустнела, и Настя, почувствовав, о ком вспомнила Маша, сказала успокаивающе:
– Конечно, Маш, куда он денется… Полюбит еще – тогда свои выводы и сделает…
– Ладно, подруга, давай о чем-нибудь более радостном поговорим. Давай о тебе поговорим.
– Ну вот, – улыбнулась Настя, – нашла радостное…
– Да, нашла, – улыбнулась в ответ Маша. – Ты ведь всю ночь светилась какой-то радостью, что-то там в тебе происходило. Я это почувствовала. И твои разговоры о любви, и то, как ты говорила это, – что-то такое в тебе было… Свет какой-то… Какая-то радость…
– Ты права, Маша, – тихо сказала Настя, посмотрев на подругу с благодарностью. В этом была вся Маша – всегда она тонко чувствовала то, что ни рациональная Лариса, ни эмоциональная Люся не замечали.
– Это была особенная ночь для меня… – Она замолчала, прислушавшись к себе, чтобы понять, как можно передать Маше свои ощущения, чувства, свою уверенность, что после этой ночи все в ее жизни изменится.
И – не стала думать, как это передать. Рядом была Маша – мудрая, понимающая Маша, и можно было не подбирать слов. Можно быть откровенной, распахнутой.
И она рассказала – о елке, стоящей во дворе дома без убранства, о том, какие чувства к ней пришли, когда она ее украшала, о молитве своей, о взгляде в небеса с руками, раскинутыми в стороны, и о вере, пришедшей к ней. Вере – незыблемой, что ее услышали. Что ее мужчина появится в ее жизни. Что они будут вместе, и следующий Новый год будут праздновать вдвоем.
Маша слушала, не перебивая. Слушала с хорошим лицом – так мамы слушают любимых детей, вникая в каждое слово, кивая головой в знак согласия, понимания.
Настя
