вас милая Ольга интересует, где я намерен провести сегодня ночь? То могу не заикаясь сказать, что вы очень милы и хорошо выточены. И я бы не отказался ночью это плечо, не только гладить, но и целовать, – и он наклонившись чмокнул её в плечо. После чего её наигранная смелость пропала и она загорелась, как свечка. Она приняла сидячую позу и взяв бутылку со стола наполнив коньяком рюмки, тихо произнесла на ухо Виктории:
– Я так и думала, если он по своей специфической деятельности незаметно входит в чужие дома, то в моём сердце он калитку открыл без стука и скрипа. Он меня уже сразил!
Но как бы она тихо не шептала, всё равно и Глеб и Клаус слышали её голос.
– Если рюмки налиты их надо опустошить, – присел на пуфик Клаус. – А свою специфическую деятельность Ольга, как вы соизволили выразиться, я в ближайшее время узаконю и буду работать только по вызову и заказам.
Она оторвалась от уха Виктории и изобразив недоумённое лицо внимательно посмотрела на Клауса:
– Я понимаю, что можно создать частную контору, по изготовлению ключей и ремонту разной бытовой техники. А как вы в своём уставе будете обозначать открытие женских калиток?
– Если вы мне сегодня понравитесь, то другие калитки мне вряд ли понадобятся.
Она моментально зарделась и тут же не дожидаясь ни кого выпила свою рюмку. Через пять минут Ольга с Клаусом зашли в парную, а когда вышли из неё, то супругов Захаровых в бане уже не было, а на большом диване лежало чистое постельное бельё. Выходка Глеба и Виктории смутила его. Оставив его наедине с этой женщиной они заставили Клауса изрядно пропотеть ещё внутри души:
…«Язык это такое помело, которое зачастую не дружит с головой, – подумал он. – По сути дела у меня не было опыта общения с незнакомыми женщинами, кроме сестёр милосердия в комнате свиданий. Но там совсем другой антураж меня окружал и они сами заботились о моём душевном и внешнем комфорте. А здесь красивая и интеллигентная женщина, к тому же медик, да она меня безжалостно испепелит сейчас всего».
Она словно прочитав его мысли, бесшумно ступая по полу, подошла к нему сзади и прислонившись своей щекой к обнажённому телу, произнесла:
– Не думаю, что ты маскируешь своё истинное поведение? Я же про тебя, считай всё знаю. Ты по жизни такой мягкий и скромный, как плюшевый мишка. Мне про тебя Захаровы все уши прожужжали. Так что диван будешь раскладывать ты, а я буду застилать постель.
Он развернулся к ней передом и запустив свою руку в её смоляные и немного влажные от пара волосы, начал ближе изучать её лицо:
«Поразительно красивая внешность, – темноволосая, с греческим носом, большими цыганскими глазами и пухлым ртом».
Ему никак не верилось, что эта красота для него уже легко доступна! Мысленно он начал благодарить Глеба и Викторию, что его свободу украсили таким необыкновенным цветком.
– Нравлюсь? – спросила она.
Он
