драться, если не видишь противника. Он с грустью подумал о том, что Олеговы враги и сам грозный Мономах и в подметки не годились этим юнцам. Может, он преувеличил для красного словца, но легче ему от этого не стало.
– Я не собираюсь отсиживаться в тени, – размышлял в то печальное время князь Игорь, – не собираюсь смотреть, как они сожрут друг друга. А потом все против меня пойдут. Но если я стану на них похожим, то, что же от меня останется? Если останусь в стороне, то они и меня и весь мой род изведут.
С какой стороны не посмотреть – все было отвратительно. Но Игорь понимал, что не он все это затевал, а если нельзя чего-то изменить, то просто надо смотреть на это по-другому.
Он был прав, когда говорил о том, что князья вырождаются, рабы становятся властелинами, а те, кто мог бы править этим миром, из благородства и щепетильности своей постепенно отходят в сторону. А если действовать так, как они, то станешь таким же ничтожным.
И если что-то родного и близкого у него оставалось – только ясные глаза Ярославны и сыновья его милые. Без них жизнь бы совсем невыносима была. И не будь их в этом мире, никакая власть ему не стала бы нужна вовсе.
– На борьбу бесполезную может уйти вся жизнь, а как же любовь? Потом на чувства и простые радости просто не останется времени и сил. И оттого, что не мог он найти золотой середины в этом мире, особенно тошно ему становилось.
№№№№№№№
Той ночью ему снова снился бес. Он был напорист и сердит. И наезжал на князя сильнее обычного:
– Ты от всего на свете оказаться решил, – усмехнулся он, давай отправляйся к этой гордой девице, раз любовь для тебя важнее власти оказалась. А они тебе за это так благодарны будут, как никогда прежде не бывали, только этого и ждут князья – братья твои. Только потом не жалуйся на то, что весь твой род с лица земли исчез. И когда дети твой – рабы Всеволода и Рюрика, попрекать тебя станут, за то, что ты ничего для них не сделал, ты тоже не сердись и не рви на себе волосы. А я приду снова и напомню тебе о том, что у тебя была такая возможность, но ты не воспользовался ею.
Игорь испытывал дикие муки и больше всего хотел пробудиться. Но он знал, что пробуждение не принесет ему радости.
Беса нигде не было видно, потому голос его звучал особенно зловеще:
– Они церемониться с тобой не станут. Сыновья твои будут уничтожены. Такой страшной расправы никогда еще мир славянский не видывал. А ты будешь с небес на это смотреть и проклинать тот день, когда отстранился беззаботно и бездумно и ничего предпринять не смог.
Он помолчал немного и заговорил снова:
– Опомнись, пока не поздно, у тебя еще есть время, хотя его совсем немного осталось.
В комнате и в душе князя воцарилась тишина, никто больше не произнес ни слова, ни звука. Но Игорь точно знал, что на этом свете ему не найти покоя. Отстранится ли он от борьбы или будет драться до последнего дыхания, – гибель
