только Боже, чтобы нам удалось пройти счастливо, – сказала она, – в такое военное время; две бабы, где скопление чужих солдат, а они люди, что жизнь ни чтут, ни уважают.
– Вы не будите одни. Сейчас о проводнике, о духовном муже… мы поговорим, а для охраны всё-таки двадцать вооружённых воинов с охранной грамотой это даже более чем.
– Откуда же их взять? – воскликнула Носкова. – Сейчас и с людьми трудно.
– Найдутся, найдутся! – молвил, смеясь, Мерхейм. – У нас в замках легко наберётся таких незаметных и мудрых парней; плащи побросают, серые кубраки наденут, с поляками по-литовски говорить будут и на крестоносцев «собак вешать». И в чем же потом вы виноваты, когда они, презренные, по одному сбегать к нам начнут и приносить от вас тихо слово?
Он начал смеяться, смотря на Носкову.
– Война, сестра моя, – молвил он, – имеет свои правила, нам следует знать обо всём, даже как король спит и не приснился ли ему его Перун. А тем временем на дворе княгини Александры будет сестре как в раю, за это великий магистр ручается, и я… Кто же знает, какому князику Офка приглянётся. Почему нет? Не так ли?
– А что мне до этого? Хоть бы я за ней кубышку золота дала, и то её не возьмут к алтарю, – воскликнула Носкова.
– Э! С кубышкой золота, сестра моя, они берут и не такие розовые цветочки, как она. Через Офку ты сможешь знать всё, что захочешь, через неё сможешь выйти хотя бы до короля. А! Если бы она язычнику голову заморочила…
– Этого ни себе, ни ей не желаю, – сказала Носкова, – попасть на людскую зависть и языки, Боже упаси!
– Вечно вы там с ними жить не будете; война окончится, возвратитесь домой, а то, что было… в воду!! Для Ордена вы там потребны и многое можете учинить: таких четверо глаз десяток мужских стоят.
Казалось, что Носкова ещё колеблется.
– Должно быть так, как мы говорим, – кончил казначей живо. – Я везу вам приказ великого магистра, а за вашей безопасностью следить будем, потому что вы для нас дороги. Письма важные; если послы короля Сигизмунда ничего не сделают, чтобы войну замедлить раньше, чем нам больше подкрепления придёт из Германии, это может сделать на брате княгиня Александра. Она будет недалеко от дороги и лагеря Ягайлы, заедет к нему, либо он к ней. Вы, несомненно, короля увидите.
– Мне неинтересно на него смотреть, – отозвалась Носкова.
– Разумеется, вы увидите его и опишите нам через посланца каждое слово, каждую складку на его лбу. Пусть бы старик и Офку увидел, у него олоферновские страсти, а из неё была бы Юдифь!
Он поднял руку вверх, потом посмотрел на смутившуюся торговку, и из кубка медленно выпил вино.
– Тихо! – оглядываясь, воскликнула Носкова. – А что если девушка это услышит? Она с ума сойдёт. Ей только это и нужно, чтобы голова пошла кругом. Её следует непрерывно тушить, не разжечь! Вы не хотите моего несчастья!
– Счастья, пожалуй! – прервал Мерхейм. – Всё бы христианство как героиню её славило, если бы спасла его от хитрого врага.
Носкова
