я волновался сам страшно, – совсем скоро мы будем дома, и у тебя будет чистое и теплое стойло, кормушка, полная отборного зерна, тебя почистят и укроют шерстяной попоной. И я, наконец-то, найду покой в родных стенах. Помнишь, как я скучал по дому? Я же рассказывал тебе – и когда нам приходилось ночевать в лесу, и когда мы останавливались на постоялых дворах и когда нам давали приют просто добрые люди. Представляешь, все уже позади – и воспоминания, и разлука, осталось совсем немного, и я увижу своих дорогих родителей и милых брата и сестру.
Так он говорил, оглядываясь по сторонам, будто стараясь осмотреть каждый кирпич в стенах домов, каждый камень в дороге.
Домашняя прислуга не узнала его. Но он искал глазами родные лица. Стоял в родных дверях, как нищий, ожидающий подаяния, надеясь на милость и щедрость хозяев. Сотни раз он представлял, как приедет домой, как выйдут к нему родители, выбегут младшие, и он будет рассказывать им о своем долгом путешествии.
Из столовой послышались шаги. Отец и мать – рука об руку, как было у них приято – шли ему навстречу. Краска радости прилила к его лицу, он низко поклонился им, а когда посмел поднять глаза, то увидел, что они проходят мимо.
«Они не увидели лица!» – подумал он и протянул руку к руке матери, в благоговейном желании долго целовать ее. Но мать предупредила его попытки одним отрицательным жестом, а отец сказал:
– Не беспокойтесь, господин рыцарь, вы можете выразить свою благодарность просто словами. В нашем доме с некоторых пор принимают странников, и вы не будете обделены нашим гостеприимством.
И они ушли. И он стоял, не веря себе, пока не появилась – быстрой, почти летящей походкой – сестра.
– Проходите, господин! – сказала она. И он увидел, что сестра стала молодой привлекательной женщиной, но была во всем ее облике непонятная строгость. – Мои родители устали, брат уже давно спит, так что принимать вас буду я. Если вас устроит беседа с дамой…
Он шел за ней по полутемным коридорам как слепец. «Уже почти ночь, все устали, – думал он про себя. – Но все-таки… не понимаю, почему они не узнали меня».
– Так странно, что вы прибыли к нам почти ночью, – говорила между тем сестра. – Обычно странствующие рыцари имеют обыкновение приезжать в полдень.
– В полдень? – повторил он.
– Рыцари обычно въезжают в город утром, на рыночной площади узнают, что в нашем доме их всегда примут, и к обеду они уже здесь, – она улыбнулась. – А вы не поспели даже к ужину.
– Вы рассуждаете как молодая хозяйка, – сказал он. – Но для рыцаря набить живот не самое главное.
Она оглянулась на него.
– Скажу вам по чести, вы – единственный рыцарь, кто говорил нечто подобное в нашем доме.
В малой столовой не изменилось ничего – камин, оленьи рога над ним, охотничьи рожки на стенах. Сестра не замечала его растерянности – хлопотливо собирала на стол, отпустив слуг.
– Прошу вас разделить со мной трапезу, – попросил он, когда она поставила перед ним большое блюдо и кружку с вином.
– Мы ужинали не так давно, мой господин, – отозвалась она.
– Выпейте со мной вина, – попросил он.
– Я пью вино только во время причастия, – сказала она.
– Мне неловко видеть прислуживающую мне хозяйку.
– Для меня это радость моего обета, – с улыбкой ответила она.
«Что за обеты?» – подумал он, но, уловив запах мяса, нашел, что очень голоден. Стол в родительском доме всегда был хорош, но то ли усталость была виной, то ли то, что его приезд остался пока незамеченным, не дало ему насладиться едой в полной мере.
– Я провожу вас в ваши комнаты, – сказала сестра после его трапезы.
Она взяла свечу со стола и пошла, и он последовал за нею, вглядываясь в ее темную фигуру. Она шла тихо как призрак, казалось, летела над полом, перешагивала каменные тайны, скользила по узким ступеням. А он заворожено смотрел на ее шею, на ее хрупкие плечи и удивлялся беззащитности сестры.
Она показала ему отведенную для гостей комнату, поставила свечу на стол. Огонек неровно качнулся, и тени колыхнулись по стенам.
– Отдыхайте, господин странствующий рыцарь, – сказала она. – Я оставила вам немного вина. Доброй вам ночи.
Когда закрылась за сестрой тяжелая дверь, он огляделся еще раз, подошел к окну, и все еще не мог поверить, что он – дома, но еще больше он не мог поверить в то, что никто не узнал его. Все стало другим – и холодный взгляд отца, и равнодушие матери, и непонятная забота сестры.
