не скрывал дружеских чувств к декабристам, которые служили на Кавказе. Он постоянно заботился о них, приглашал на свои обеды, часто вёл с ними беседы на иностранных языках. Об этом стало известно в Петербурге. Всё это послужило поводом для обвинения генерала в «предосудительных» сношениях с декабристами и покровительстве им. Царь сделал Раевскому строжайший выговор и приказал посадить его под домашний арест на восемь дней. Раевский был лишён заслуженных наград и отстранён от должности. Два года продержали его при сдаче полка.
Пушкин знал о грозе, разразившейся над головой Раевского, и хотел поддержать его при личной встрече. Он просил Бенкендорфа в марте 1830 года разрешить ему съездить в Полтаву, если Николай Раевский приедет туда. На просьбу последовал царский отказ.
Зимой 1834 года Николай Николаевич находился в Петербурге. Тогда он передал Пушкину книгу М. Ф Орлова «О государственном кредите», а однажды привёл к Александру Сергеевичу приятеля, который очень хотел увидеть поэта. Пушкин с увлечением рассказывал об Отечественной войне 1812 года и о народных восстаниях в России.
Бывали и случайные встречи. Об одной из них Пушкин рассказал в письме жене, посланном из Нижнего Новгорода: «Вечер у Нащокина, да какой вечер! шампанское, лафит, зажжённый пунш с ананасами – всё за твоё здоровье, красота моя. На другой день в книжной лавке встретил я Николая Раевского.
– Собачий сын, – сказал он мне с нежностью, – почему ты не зашёл ко мне?
– Скотина, – отвечал я ему с чувством, – что ты сделал с моей малороссийской рукописью?
После сего поехали мы вместе как ни в чём не бывало, он держал меня за ворот всенародно, чтоб я не выскочил из коляски. Отобедали вместе глаз на глаз (виноват: втроём с бутылкой мадеры). Потом, для разнообразия жизни, провёл опять вечер у Нащокина…»
Служба Раевского21 не давала друзьям возможности частых встреч. Даже о гибели Пушкина он узнал только в марте 1837 года. «Милостивый государь, – писал Николай Николаевич отцу поэта, – я только что узнал о несчастье, которое вас постигло. У меня нет другого утешения для вас, кроме предложения разделить ваше горе. Пожалуйста, напишите о себе, об Александре, о его семье. Я нахожусь в полной неизвестности о том, что произошло».
Сергей Львович получил это письмо через полтора месяца (!) и сразу ответил: «Только сейчас, милостивый государь, получил я, к своему утешению, письмо ваше от 5 марта. Вот причина столь долгого моего молчания по отношению к другу моего несчастного сына, другу, чьею дружбою он гордился и который имеет право на мою собственную благодарность и мою истинную привязанность» (59, 92).
…После выхода в отставку Раевский занимался хозяйством в своих крымских имениях Тессели и Карасан, увлёкся садоводством и ботаникой, состоял членом ряда естественно-научных содружеств и был основателем Московского общества садоводства. Любовь к ботанике долгие годы связывала Раевского с директором Ботанического сада в Петербурге, членом-корреспондентом
Николай Николаевич был восставновлен в чинах и закончил службу генерал-лейтенантом.
