великодушием и мстительностью, смирением и гордыней, способностью исповедовать в душе высочайший идеал и почти одновременно (или через мгновение) совершать величайшую подлость. Их удел – презирать человека и мечтать о счастье человечества; совершив корыстное убийство, бескорыстно раздаривать награбленное; постоянно находиться в «лихорадке колебаний, принятых навеки решений и через минуту опять наступающих раскаяний».
Писателя всегда интересовали истоки столь сложного переплетения добра и зла в натуре человека. Был ли он когда-либо чистым, искренним в своих проявлениях, достойным называться «сотворенным по образу и подобию Божьему»? Что преобладало в нем изначально? Откуда нравственные нечистоты? Когда и как случилось перерождение? Еще одна ключевая для писателя проблема: человек с Богом в душе и человек, утративший связь с Богом, – есть ли разница между ними? Для Достоевского она была принципиальной. Здесь он видел корни, с одной стороны, высших устремлений, с другой – низменных проявлений людей. Достаточно вспомнить его утверждение: «Если Бога нет, то все позволено».
Безусловно, Достоевский хорошо знал Священное Писание, а также работы Платона и других античных философов, древние мифы и легенды, содержащие представления о доисторическом золотом веке человечества. Наконец, он изложил – на редкость образно и убедительно (поистине гениально!) – собственную версию того, что произошло на заре человеческой истории. В фантастическом рассказе «Сон смешного человека» писатель рисует картину счастливого и безопасного бытия «людей солнца», а затем показывает процесс трансформации их сознания и переход к жизни в условиях известного читателю времени.
Излагая суть рассказа, нам придется чаще обычного прибегать к прямому цитированию, ибо лучше Достоевского описать тончайшие нюансы динамики внутреннего состояния его героев невозможно.
Начинается рассказ с показа мерзостей земной жизни. Со свойственным писателю мастерством он рисует не прекращающийся ни днем, ни ночью «содом» отношений между людьми на всех уровнях социума – неутихающие страхи за свою жизнь и вечные страдания, постоянно тлеющую готовность к самоубийству. По его определению, жизнь, в которой полностью опошлена определяющая, сущностная для человека способность любить, рано или поздно, но неизбежно наполняется ложью, завистью, неизбывной внутренней тоской и ненавистью к окружающим и в конечном счете мучительными самотерзаниями. «Мы истинно можем любить лишь с мучениями и только через мучение! Мы иначе не умеем любить и не знаем иной любви». С особым негодованием автор пишет о пренебрежительном, а то и просто подлом отношении к детям и подросткам, к их отчаянию, просьбам.
Достоевский умел показать «мерзости жизни» на все времена. Поэтому, рассказывая о ХIХ веке, он будто смотрел через столетия в век двадцать первый. Кроме того, описывая с предельной выразительностью текущие жизненные невзгоды людей, автор дает нам возможность
