лежал у себя в каюте на койке, повернувшись лицом к переборке, и, казалось, не жил. Вдруг он вскочил, выбежал по трапу наверх и стал громко призывать учеников к порядку, упрекая мятежников. Несколькими выстрелами бунтарей Давыдов был убит на месте. Лобадин немедленно решил расстрелять всех кондукторов и артиллерийских квартирмейстеров-инструкторов артиллерийского отряда. Была дана дудка: “артиллерийские кондукторы наверх во фронт”. Для кондукторов не было сомнения, зачем их зовут “наверх”. Они выскочили из кают и побежали в палубу. Команда сидела за ужином. Кондукторы прибежали к своим ученикам и стали их просить “не выдавайте”. Прибежали артиллерийские квартирмейстеры-инструкторы и стали понукать учеников: разбирайте винтовки. Ученики бросились к пирамидам.
Поднялся невообразимый шум, топот ног, крики и выстрелы. Это стреляли члены комитета из револьверов, кричали, грозили. Многие из команды, видя начавшуюся междоусобицу, начали хватать винтовки и присоединяться к ученикам или бунтарям.
Сидя под арестом в каюте, мы поняли, что происходит бой, повсюду был слышан нечеловеческий рев голосов. Комитет и боевая дружина держались соединенно и отступили на верхнюю палубу, заняв выходные люки. У люков завязалась ожесточенная перестрелка. Лобадин шепнул кому-то из своих, чтоб шли и убили меня и Саковича.
В это же время группа из учеников и артиллерийских квартирмейстеров, под командой артиллерийского кондуктора, бросилась в офицерскую кают-компанию, чтобы нас освободить. Было дано несколько выстрелов в кают-компанию. Часовой от нашей двери убежал.
Силач писарь схватил лежавшую в кают-компании 2-пудовую гирю для упражнений (наследие плававшего до этого на “Памяти Азова” моего приятеля, известного атлета, инженер-механика И.Л. Франка) и легкими взмахами разбил в щепки деревянную дверь нашей каюты. Перед нами были до крайности возбужденные люди, с ружьями и револьверами. Впереди два кондуктора, один из них раненый. В общем шуме они кричали: “Крыжановский и Сакович, выходите, принимайте команду… мы боремся с бунтарями”. Мне дали револьвер, и я с ним вышел в батарейную палубу. Сакович распорядился поставить уже другой караул у каюты раненого старшего офицера.
В батарейной палубе я нашел вооруженных учеников, квартирмейстеров. Все были страшно возбуждены, все кричали. У люков стреляют наверх, а оттуда отвечают. Внизу, под батарейной палубой, также много бунтовавшей кадровой команды.
Когда мне сообщили ситуацию, я приказал остаться заслонам у люков и проиграл сбор. Собрав команду в батарее во фронт, я разбил ее на отряды. С большим отрядом послал Саковича “очищать низы”, т. е. жилую палубу, кубрики, машинное отделение, кочегарки и прочее. Другой отряд под начальством артиллерийского кондуктора послал в обход, через адмиральское помещение, брать верхнюю палубу. Мазуров прислал записку, написанную каракулями, требовал “списать” всех главарей на берег. Но нужно было еще “взять корабль”.
Скоро
