не помогали совсем. Взять ее к себе мы с Зямой не могли, в тот момент было некуда. Устроили в лучший в то время дом для престарелых. Опять же счастье! По закону мы, не родственники, не имели права оплачивать пребывание престарелого человека. «Почему?» – «Можете в любой момент отказаться!» Но дивная работница этого дома поняла, что мы не откажемся…
Лидии Семеновне уже было девяносто три года, и она пробыла в этом «лучшем» кошмаре совсем недолго. Когда ее не стало, хоронить ее выпало нашему зятю Валере Фокину, потому что мы были на гастролях в Японии… По приезде должны были осуществить и осуществили завещанное: развеять прах. Оказалось – очень трудно! Не завещайте такого никогда…
Лидия Семеновна Баланеско с семьей
А здесь, в Завидове, деревенская женщина – хозяйка, у которой живем, полностью поняла ситуацию и помогла мне необыкновенно: во время бомбежки крепко держала, обняв, и все время сближала меня с папой, обучая заботиться о нем. Научила топить русскую печь, варить в ней в чугуне пшенную кашу, считать малые деньги… Правильно поступают люди, ведущие дневники: помню ее и всегда буду помнить, облик вижу, а имени вспомнить не могу… кажется, Наталья…
По приезде в Завидово папа сразу пошел в военкомат, проситься в армию (ему сорок шесть лет, брали и старше). Ему отказали, но послали на две недели на рытье окопов.
Я осталась с – будем так ее звать – Наташей. Телефона не было, мама раз в три дня присылала поддерживающие телеграммы: «Шибза (так она меня ласково звала), дорогой мой, держись, скоро увидимся…» Папа вернулся, на работу никуда не брали, решено было искать в округе. Поехали на станцию Редкино (следующая за Завидовым), а оттуда прошли восемь километров до ТОС (торфяная опытная станция), где работал инженером Гриша Натансон, муж маминой младшей сестры Лизы. До этого я его знала, хотя сестры общались мало. Мама была одна, папа был в лагере, а Лиза объявлялась только тогда, когда что-нибудь было надо. Но тут адрес дала… Когда мы нашли дом и на наш стук вышел Гриша, случилось то, что никогда не забуду: его объятое страхом лицо и крик «Уходите, уходите сейчас же!» «Дай Тане воды» (был разгар июля, и мы прошли длинную дорогу), – сказал папа. – «Нет, уходите!..» Мы повернулись, и через несколько домов женщина, работавшая в огороде, вынесла к забору нам ведро воды…
Через три года Лиза, Гриша с дочкой Леной возвращались в Москву из эвакуации, куда уехали осенью сорок первого. Им надо было где-то остановиться, так как их комната была еще занята. Мама пустила их к нам, но меня отослала к тете Жене и бабушке, понимая невозможность нашей встречи.
Вернулись в Завидово, и через несколько дней через милицию папе предложили место в конторе колхоза в довольно близкой деревне. Перебрались втроем: папа, я и фокстерьер Дорька. Но через шесть дней папу вызвали в НКВД и дали предписание уехать в течение 24 часов. Он должен был указать, куда он поедет, учитывая при этом все минус-пункты. Он указал Рязань, так как для ее достижения
