что он был таким ласковым и так громко стонал, что ей самой даже захотелось дать ему денег, представляете?! А тут их идиллию разрушил наш старый-добрый старина Арнольд, который тогда эту бабищу своей считал. Он только вернулся с завода с цветами, какими-то, вонючими. Да и говорит: «Эт чё такое, ну ё ё мать вашу!». А писатель этот так и подскочил и кричит на весь дом: «Ты же говорила, что нам никто мешать не будет!». А Арнольд, чтобы успокоить его, схватил того за яйца и вывел в гостиную. И говорит такой: «Ты чего на бабу кричишь, мудила?!». Вы знаете Арнольда – убить может. Но в тот вечер, чёт, сказал: «Ну, раз бабу мою – того; то давай, значит, и меня попробуй – драться будем». А парень – нюни распустил. Обе руки между ног держит. Чуть не плачет, молит о пощаде. Ну, Арнольд видит, что перед ним – не мужик. Да и бабища кричит ему, чтобы мальчика не смел трогать. Ну – и пожалел он его. Дал тому одеться, достал две бутылки водки и сказал: «Пей». А мальчик – понравился Арнольду, отвечаю. Никогда не слышал, чтобы он вёл себя так. Он спрашивает у него: «Чем занимаешь?». «Пишу» – отвечает. «А что пишешь – сказки, что ли?». «Нет, – говорит, – не сказки, а истории о жизни и о любви». «Сказки, значит», – махнул на того Арнольд. А бабища уже – в говно водкой напилась; на пол валится, смеётся, бьётся руками и ногами. Арнольд усаживает её к себе на колени и говорит то, что мы когда-нибудь сможем увидеть на обложках книги года: «Есть два вида мужчин: те, кто носят платки в костюмах, чтобы вытирать слёзы бабам; и те, кто носит их, чтобы вытирать летящие ему в лицо плевки». И бабищу тогда – вырвало прямо на Арнольда. А писатель тогда – остался у них на всю ночь. И всю ночь этот придурок слушал и записывал, как Арнольд жалуется на свою дуру бабищу. Представляете? А потом – он ушел. Они с Арнольдом, вроде, корешами стали. А бабища та – не знаю где; мы в пивнушке встретились – она давала дёшево. Оказалось, у нас есть общие знакомые. Нужно будет у Арнольда поспрашивать, когда встретимся.
Вы станете играть в карты. Один старик, слегка подвыпивший, будет наблюдать за игрой, комментировать, шутить и рассказывать посаженным от постоянных дешёвых сигарет голосом:
– Грабили мы, однажды, мужика одного. Он был не простой – миллионером был. В его доме – сигнализация, которую наш Лёха мог за минуту отключить через компьютер. Обычно, мы выходим на такие дела втроём-вчетвером; но тогда – пошли только я и Ив. Когда мы вошли в квартиру, значит, начали мы брать всё ценное, что под руку попадалось – как всегда. Он не должен был появиться там ещё минимум часа два. Но, что ли, совещание какое-то у него раньше закончилось, то ли что другое – но, значит, заходит он в квартиру – а там: мы с мешками. Он в панике – мы в панике. Никто не знает, что делать; а делать – надо. И тогда, Ив, придурок, достал пистолет и давай стрелять по этому мужику. А он – ловкий. Четыре раза увернулся и убежал куда-то. Достаю я, значит, свой пистолет и идём мы искать его. Раньше – можно было как-нибудь договориться; но теперь – придётся его прикончить, – подумал я. А домишко у него большой
