и скучает ли по своей маме.
– Может быть, она не поняла вас, почтеннейшая! Вы язык-то калечите на здешний лад, а мисс Лиза училась языку у настоящей лондонской леди и владеет им почти так же хорошо, как я сам и любой прирожденный англичанин. Вы позабыли, чему в школе учились, а наша молодая хозяйка только что закончила ученье.
– Хозяйка! – воскликнула Ремаркабль. – Вы принимаете меня за негритянку, Бенджамен! Мне она не хозяйка и никогда не будет ею. А по части разговора я никому в Новой Англии не уступлю. Я родилась и выросла в графстве Эссекс у залива, а оно славится своим произношением.
– Слыхал я об этом заливе, – возразил Бенджамен, – но, признаться, никогда не бывал там и не знаю, где он лежит. Может быть, там и вправду хорошая якорная стоянка, но уж, конечно, перед Бискайским заливом он то же, что ялик перед линейным кораблем. А если вы хотите услышать хорошее произношение, то потрудитесь отправиться в лондонское предместье Уоппинг, населенное матросами, да послушайте, как там объясняются. Ну да ладно, все-таки я не вижу, добрейшая моя, чем вас обидела мисс Лиза, а потому забудьте худое и хлопнем по стаканчику за ее здоровье.
– Ну нет! Я на это не согласна, Бенджамен. Такое обращение для меня новость, и я не намерена его выносить. У меня полтораста долларов, да кровать, да двадцать овец, и я не намерена оставаться в доме, где нельзя назвать человека по его имени. Я буду называть ее Бесси или как мне вздумается. Мы живем в свободной стране, и никто не может мне это запретить. Я хотела остаться здесь до лета, но уйду завтра же утром, и буду разговаривать с ней, как мне вздумается.
– По этой части, миссис Ремаркабль, – сказал Бенджамен, – никто не станет спорить с вами, потому что легче остановить ураган носовым платком, чем удержать ваш язык, когда он снялся с якоря. А скажите-ка, добрейшая, много ли обезьян водится на берегах вашего залива?
– Сами вы обезьяна или медведь, мистер Пенгвильян! – взвизгнула взбешенная ключница. – Неуклюжий черный медведь, с которым нельзя иметь дела приличной женщине! Никогда больше не стану водить с вами компанию, сэр, хоть бы мне пришлось прожить у судьи тридцать лет. Такие разговоры приличны на кухне, а не в гостиной порядочного дома.
– Послушайте, миссис Питти-Патти-Преттибон, может быть, я и похож на медведя и, пожалуй, покажусь медведем всякому, кто вздумает меня тронуть, но уж, конечно, я не обезьяна, не трещотка, которая болтает, сама не зная что, не попугай, который готов беседовать на каком угодно языке: на греческом, на голландском, на языке графства Эссекс… Но понимает ли он сам, что говорит? Можете вы мне ответить на этот вопрос, добрейшая? Мичман может передать распоряжение капитана, но заставьте-ка его самого вести корабль, и поперхнуться мне этим грогом, если он не насмешит всех, до последнего юнги.
– И лучше бы вам поперхнуться грогом! – сказала Ремаркабль, вставая с негодованием и хватая свечку. – А то вы насосались грогу так, что порядочной женщине лучше уйти из вашей
