будет сейчас возражать против хоть чего-либо. В этот момент самое главное было остаться в живых. Несколько недель назад важным казалось совсем иное… Все его достоинства не производили никакого впечатления на маму. Я была единственным ребенком и, следовательно, центром ее внимания. Она всегда ждала того, кого сочла бы наиболее достойным меня…
Впервые в жизни я столкнулась с серьезным личным конфликтом. Я слишком любила свою семью, чтобы позволить себе обидеть моих близких, и все же я хотела быть с Эдди, даже если бы настал конец света. И вот теперь я оказалась в объятьях Эдди и конец света наступал…
День за днем Варшава подвергалась обстрелу. Ночные воздушные бомбардировки начинались с зажигательных бомб, которые вызывали пожары во всем городе. Все, что могло сгореть, сгорело. Острая пелена дыма висела в воздухе. Наша квартира на шестом этаже была разрушена в первые же дни, и мы кочевали от одних друзей к другим в поисках компании и жилья…
…В тот вечер Эдди провел нас по горящим улицам к ночному клубу «Эспланада», где раньше иногда играл его оркестр. Клуб располагался в подвале пока еще уцелевшего здания.
Вот так Эдди и я оказались под роялем, а мама и Мел – за большой ударной установкой… Через несколько часов многие присоединились к нам, располагаясь за баром и в кулисах сцены.
По мере того как другие здания разрушались или сгорали, друзья и актеры маминого театра, а также музыканты Эдди перебирались сюда. Даже мой отец, Зигмунд Турков, знаменитый актер, который остался в дружеских отношениях с мамой и Мелом, присоединился к нам со своей новой женой. Вскоре люди начали устраиваться там, где можно было лечь на пол.
Через несколько дней мы уже чувствовали себя так, словно всю жизнь обитали таким образом… 28 сентября Варшава пала. Бомбежки прекратились. Мы покинули свое укрытие, надеясь найти жилье в уцелевших зданиях…
…Эдди был не из тех, кто собирался ждать. Вскоре после того, как немцы вошли в город, он отправился в комендатуру гестапо, представился немцем, у которого мать якобы была итальянкой, чтобы объяснить свой смуглый цвет лица, и потребовал на безупречном немецком языке, чтобы немцы снабдили его продуктами. Он заявил, что из-за их бомбежки он застрял в этом ужасном городе. Они послали с ним солдата на мотоцикле, груженном продуктами. Эдди дал другой адрес недалеко от того дома, где мы жили, а когда солдат удалился, он с горящими глазами перетащил добычу домой. Мне он не сказал ни слова заранее, зная, что я постаралась бы отговорить его от такой затеи…
…В группу, устремившуюся на восток, входили Эдди и я, мама и Мел, мой дядя и его жена, двоюродный брат Эдди, который пел в джазе, и еще один джазист. Некоторые женщины надели на себя по несколько слоев одежды, чтобы сохранить все, что у них было. Мама и я предпочитали свободу движений и только накинули плащи поверх меховых шуб, чтобы они не очень привлекали внимание. Остальное, что могли, мы несли в руках, У Эдди был рюкзак, в котором помимо денег, документов и элегантных костюмов находились его самые дорогие реликвии, и среди
