пластмассовые колбочки, и я выдыхаю. Она обещает скоро прийти и принести мне бульон и печенье.
Пока я жду возвращения Джеба, снаружи поднимается ветер. Я слышу его завывания сквозь стекло – к этому звуку все в Техасе привыкли, но сегодня он тревожит меня. Я смотрю на свою руку и наблюдаю за тонкой красной струйкой крови, которая течет по прозрачной пластмассовой трубке. Струйка дрожит, как бечевка воздушного змея. Я уже собираюсь нажать кнопку вызова медсестры и спросить, когда из меня вынут иголку, но тут входит Джеб.
– Привет еще раз, – говорю я.
– Привет, – отвечает он и закрывает дверь.
Сев, Джеб берет меня за руку и опирается локтем о подушку. Свободной рукой он перебирает мои волосы, разметавшиеся по простыне. Измученное тело испытывает несомненное удовольствие. Мне нравится безраздельно пользоваться вниманием Джеба – настолько, что я не сразу решаюсь задать следующий вопрос. Но все-таки я должна знать.
– Как там твое интервью?
– Перенесли, – отвечает Джеб.
– Но двухстраничный разворот… это серьезно.
Джеб жмет плечами, хотя очевидно, что его беспечность напускная.
Я прикусываю губу и пытаюсь сменить тему. Найти что-нибудь позитивное.
– А вы с папой помирились.
Джеб вздрагивает.
– Да… но твоя мама меня просто ненавидит.
Я смотрю в окно у него за спиной.
– Ты же знаешь, это гиперопека.
– Только не надо лгать в мою защиту. Я слышал, что ты сказала.
Я хмурюсь.
– А что ты слышал?
– Ты прикрыла меня. Сказала, что я оказался там не по своей воле. Но мы с тобой оба знаем, что это я всё устроил. Я привез тебя туда, даже не подумав про дождь – и про то, что может случиться.
Я стискиваю его руку, отчасти от безысходности, отчасти от облегчения.
– Она злится не поэтому.
– А почему тогда?
Я смотрю на мягкие игрушки на окне – медвежонок, огромный клоун в клетчатой шляпе на затылке, коза, жующая жестянку с надписью «Поправляйся скорей!». Клоун выглядит зловеще знакомым, но я решаю, что это из-за неверного света молний. В палате царит полумрак, и кажется, что у игрушек не хватает глаз, рук или ног. Я вспоминаю кладбище Страны Чудес и вздрагиваю.
– Эл, – говорит Джеб, слегка подталкивая меня. – Ты не хочешь рассказать, почему вы с мамой ссорились, когда я вошел?
– Мама хочет, чтобы я думала о своей карьере и не отвлекалась. Она считает, что потеряла талант фотографа после того, как побывала в лечебнице. Дело не в тебе. Просто ей кажется, что я должна реализоваться, но мне что-то мешает.
Я тереблю край одеяла. Лгать отчего-то до отвращения легко.
Джеб кивает.
– Но я же не мешаю, а помогаю. И я не меньше, чем твоя мама, хочу, чтобы ты добилась успеха.
– Знаю.
